Потерянные рассказы о Шерлоке Холмсе

— Вы правы, джентльмены, я действительно Томас Мёрчисон, — начал он. — С той минуты, как мы высадились в Африке, нам пришлось сражаться с врагом, воевать с которым мы не умели. Буры избрали непривычную для нас тактику: превосходные стрелки, они вели по нам прицельный огонь из винтовок, умело используя естественные укрытия. Мы постоянно нес ли большие потери. К тому же они воевали в своей обычной одежде фермеров, чаще всего окрашенной в коричневые тона, близкие к цвету земли, и легко сливались с пейзажем. А мы выступали строем в форме нашего полка: красные мундиры, синие брюки и белые шлемы.

Мы пришли маршем в горы Дракенсберг, и нам приказано было разбить лагерь на высоте Маджуба-Хилл. Нас было около шести сотен — из нескольких полков, включая Ратлендширский. Мы разбили лагерь в большой неглубокой впадине на вершине холма. Буры атаковали нас в тот же день. Они очень метко стреляли из винтовок, прячась за валунами. Чтобы открыть ответный огонь, нашим людям пришлось занять позицию на внешней границе лагеря, на самом краю впадины. Они были легкой мишенью, и их убивали одного за другим. В конце концов буры оттеснили наших солдат от краев впадины и теперь стреляли по нам, скопившимся в низине. Мы едва видели врага, джентльмены, — такой густой дым стоял от их непрерывно паливших винтовок.

Мы попытались вырваться из впадины и спуститься с холма, но это было не отступление, а бегство — мы удирали сломя голову. В этой свалке я получил ранение в лицо — пуля вошла за левым ухом, а на выходе раздробила мне челюсть. Я скатился по склону и некоторое время лежал без сознания.

Когда я пришел в себя, уже смеркалось. Я пополз прочь: единственной моей целью было убраться оттуда как можно дальше. Когда я пил из ручья, на мое счастье, мне случайно повстречался старый охотник, в жилах которого текла английская, а не голландская кровь. Он был молчалив. Этот человек перевязал мои раны и оставался со мной до тех пор, пока я не окреп настолько, что смог идти. Тогда он дал мне запас вяленого мяса на несколько дней и распрощался со мной.

У меня не было никакого желания вернуться в полк. Я хотел просто покончить с войной и больше не сражаться. День за днем я пробирался к Дурбану, находящемуся на побережье. Это путешествие заняло больше года, и мне пришлось просить милостыню. Но, надо сказать, я не голодал: когда люди видели мои ужасные раны, их охватывали отвращение и жалость, и они давали то, в чем я нуждался. В первую неделю моих странствий жена фермера пожертвовала мне поношенную одежду, так что я мог сбросить лохмотья, в которые превратилась моя форма.

Я отработал проезд до Ливерпуля и вернулся в свой родной город. Однако я не мог показаться на глаза родителям: мама всегда так гордилась моей красивой внешностью, а отец, наделенный чувством долга, презирал бы человека, который сбежал от врага и дезертировал из своего полка. Я предпочел, чтоб они верили, будто я погиб, сражаясь за родину.

Зато я снова обрел мою дорогую Дженни. Я познакомился с ней после спектакля в Театре принца Уэльского: давали «Сон в летнюю ночь», и она играла Елену. Мы полюбили друг друга, но я не мог сказать об этом моим родителям, так как они бы сочли актрису неподходящей партией для своего единственного сына. Мы решили подождать, пока я отслужу в армии: тогда мое положение упрочится, и мы сможем объявить о нашей любви.

Когда я добрался до ее двери, она впустила меня, не обращая внимания на мои увечья, и вскоре мы поженились. Я не могу найти работу: люди шарахаются, увидев мое лицо, и хотят поскорее от меня избавиться. Их не волнует, что я получил свои раны на службе королеве. И я даже не могу претендовать на солдатскую пенсию, поскольку дезертировал. Мы жили на заработки Дженни в театре, а когда она поняла, что станет матерью, перед нами встала угроза голода, причем голодали бы не только мы, но и наш ребенок.

Именно тогда нам пришла в голову идея связаться с моей матерью, поведав об общении с моим духом. Мы сознавали, что это нехорошо, но ведь, в конце концов, я брал деньги у своей собственной семьи. Эта идея прекрасно сработала, и нам удалось отложить немного денег. Мы намеревались со временем скопить достаточно, чтобы эмигрировать в одну из африканских колоний или в Австралию. Там я мог бы стать фермером. Я по-прежнему силен, несмотря на ранение, а моя наружность не имела бы значения в стране, где о человеке судят не по его виду.

Томас закончил свой рассказ. Холмс смотрел на него с сочувствием, да и кто бы не преисполнился жалости, услышав такую историю?

— Нет никакой необходимости продолжать этот обман, который мучителен для всех вас, — сказал мой друг твердо. — Знакомство с вашими родителями, и особенно с отцом, убеждает меня, что они вас простят и приветливо встретят вашу жену. Отец любит вас сильнее, чем вы думаете, Том. Позвольте же нам с Уотсоном пойти вместе с вами и сообщить новость как можно осторожнее.