Потерянные сказки

– Тебе блокнот, Оскар, чтобы рисовать, – сказала Клара. – Я очень рада, что ты унаследовал мою любовь к живописи. Я знаю, ты думаешь, что рисуешь довольно слабо, но этот дар у тебя в крови, развивай его, cheri. Практикуйся. Рисуй в этом альбоме всё, что тебе захочется: Париж, волшебные сказки, карты, может быть. А ты, Тилли… Я знаю, как ты любишь истории, написанные другими людьми. Почему бы тебе не попробовать написать что-нибудь самой? Попробуй, если захочешь. Места в блокноте хватит.

– Благодарю вас, – тихо сказала Тилли, поглаживая пальцами гладкую, очень приятную на ощупь обложку блокнота. – Это самый замечательный блокнот, который у меня когда-либо был. Я… я приберегу его для какого-нибудь особенного случая.

– Да, но только помни, что если набить письменный стол пустыми блокнотами, пользы от этого никакой, – добавила Клара. – Не тяни слишком долго в ожидании этого самого случая, не жди его. Нет, выходи сама искать его… и найди.

Весь остаток того морозного вечера они провели за разговорами о книгах и школе, музыке, Париже и о художественной галерее Габриеля и Маргариты. Разумеется, Тилли понимала, что никогда и ни на что не променяет своего дара к книжным странствиям и будет бороться за право путешествовать в книги, но сейчас она наслаждалась недолгой передышкой, когда можно было на время забыть обо всём, что происходит в Британской Тайной библиотеке. Откинувшись на спинку стула, девочка счастливо улыбалась, погрузившись в полусонное состояние, слушая голоса Оскара и его родственников и лениво наблюдая за падающими за стеклом снежинками.

– 23 — Н и к т о не м о ж е т б ы т ь с л и ш к о м с т а р д л я с к а з к и на н о ч ь

Мысли о неприятном телефонном разговоре Тилли постаралась загнать в самый дальний уголок своей памяти, поэтому чудесное ощущение покоя и того, что всё нормально, сохранилось у неё до следующего утра. Дедушке и бабушке она даже эсэмэску не написала, решив показать, что уже не маленькая и вполне может сама о себе позаботиться.

Позавтракав круассанами с шоколадной пастой и свежей клубникой, Маргарита, Оскар и Тилли тепло оделись и вышли на улицу, чтобы устроить, как выразилась Маргарита, день туриста в Париже. Квартира, где они жили с Габриелем, находилась всего в нескольких кварталах от огромной стеклянной пирамиды Лувра, на фоне которой ребята сфотографировались, изображая, будто притрагиваются к её вершине, а затем прошли вдоль длинной очереди, змеёй огибающей всё здание музея.

– Сюда лучше приходить ближе к но-чи, – заговорщицким тоном поделилась с ребятами Маргарита. – Есть дни, когда музей открыт до десяти вечера, и тогда можно спокойно побродить по нему. Даже возле «Моны Лизы» в это время почти никто не толпится, чтобы сделать селфи рядом с ней. Приезжай к нам снова, Тилли, и мы с тобой сходим.

Они пересекли огромную площадь перед Лувром и пошли вдоль похожих на зимнюю сказку садов Тюильри с их фигурными фонарями, ухоженными живыми изгородями и стройными, покрытыми сверкающим инеем деревьями. Здесь им попался мороженщик и даже несколько храбрецов, покупавших его товар, несмотря на мороз. Сами они мороженое есть не стали, но выпили в кафе по чашке горячего шоколада, съели восхитительные пастельного цвета макаруны, а затем прокатились на карусели, держась за железные шесты, такие холодные, что руки замерзали даже в перчатках. Когда карусель тронулась с места под звуки весёлой музыки, оказалось, что они были единственными, кто ехал на расписных лошадках. Тилли неслась вперёд по кругу с раскрасневшимися от мороза щеками, с беззаботной улыбкой на губах, совершенно забыв о потерявшихся волшебных сказках и Мелвилле Ундервуде, о не отпускающей её маму тоске и пытавшихся защитить свою внучку дедушке и бабушке. Она просто летела на карусели, круг за кругом, крупные снежинки мягко опускались ей на ресницы, и во всём мире для неё существовал только волшебный Париж.

Возвращаясь домой вместе с Маргаритой и Оскаром, Тилли чувствовала себя уставшей, но счастливой, как это бывает после того, как ты очень хорошо поработал весь день. А ещё у Тилли слегка щемило сердце от того, что уже пришла пора покидать прекрасный Париж с его тайнами и бесподобным горячим шоколадом.

К своему удивлению, Тилли вдруг поняла, что ей очень грустно думать о том, что она, возможно, никогда больше не увидится с Гретхен. С женщиной, которая совершенно точно знает, кто она есть, и остаётся самой собой, не обращая внимания на то, что кто-то сказал или сделал. Тилли чувствовала себя так, словно ей самой предстоит сделать очень серьёзный выбор и тоже, как Гретхен, решить, кто она и во что верит, и это при том, что она ещё слишком мало знает о таких вещах. У Тилли было такое ощущение, что её одновременно тянет в разные стороны, причём тянет так сильно, что грозит разорвать на мелкие кусочки.