Потерянные слова

Из-за папиных пиджаков и старых, пахнущих сыростью платьев Лили в шкафу было слишком темно, чтобы разглядеть его содержимое, но моя рука нащупала края конвертов. На лестнице послышался топот, и папа запел: «Фи-фай-фо-фам»[7]. Я захлопнула крышку ящика и придвинулась к центру шкафа. Хлынул свет, и я прыгнула папе на руки.

Поздним вечером, когда я уже должна была видеть сны, мне не спалось. Папа все еще вычитывал внизу гранки, поэтому я выскользнула из кровати и на цыпочках прошла по коридору в его спальню.

– Сезам, откройся! – прошептала я и открыла дверцы шкафа.

Я достала оба ящика и уселась с ними под окном спальни. Сумрачный вечерний свет все еще позволял хорошенько рассмотреть их. На первый взгляд ящики казались одинаковыми – светлая древесина, медные уголки, – но один из них был гладким, а другой – шершавым на ощупь. Я придвинула к себе полированный ящик и погладила блестящее дерево. Сотня конвертов, толстых и тонких, сложенных друг с другом в хронологическом порядке. Его белые письма прижимались к ее синим. В основном они чередовались, но встречались два или три белых конверта подряд, как будто папе нужно было так много о чем-то рассказать, что для Лили уже не имело значения. Если прочитать все письма от первого до последнего, они бы рассказали историю их романа, но я знала, что у нее печальный конец. Я закрыла крышку, не тронув ни одного письма.

Другой ящик был тоже наполнен письмами, но не от Лили, а от других людей. Они были связаны пачками, и самая толстая связка была от Дитте. Я вытащила самое последнее письмо и прочитала. В основном оно касалось Словаря: о словах на букву С, которые, казалось, никогда не закончатся, и о том, что Редколлегия просила доктора Мюррея работать быстрее, потому что Словарь обходился слишком дорого. В конце было написано немного обо мне:

Ада Мюррей говорит, что листочки у Джеймса перебирают дети. Она обрисовала целую картину, как они до поздней ночи сидят за обеденным столом, заваленным горой бумажек. Она даже осмелилась предположить, что Джеймс хотел стать многодетным отцом именно поэтому. Слава Богу, она сохранила здравый смысл и чувство юмора. Я считаю, что без этого работа над Словарем стала бы невыносимой.

Ты должен передать Эсме, чтобы она хорошо пряталась, когда находится в Скриппи, иначе доктор Мюррей ее тоже завербует. По-моему, она достаточно умна, и не исключено, что и сама захочет помогать.

Твоя Эдит

Я задвинула оба ящика в шкаф и на цыпочках пошла по коридору в свою комнату. Письмо тети Дитте я взяла с собой.

На следующий день Лиззи наблюдала за тем, как я достала ее сундук, вынула письмо из кармана и положила его поверх листочков, устилавших дно.

– У тебя уже много секретов, – заметила Лиззи, нащупывая крестик под одеждой.

– Это письмо обо мне, – сказала я.

– Его выбросили или сочли неважным? – Лиззи старалась придерживаться правил.

Я немного подумала и ответила:

– Забыли.

К шкафу я возвращалась снова и снова, чтобы читать письма Дитте. В них всегда было что-то обо мне, какие-то ответы на папины вопросы. Как будто я была словом, а письма – листочками, которые помогали определить мое значение. Я думала, если я их все прочитаю, может быть, во мне появится больше смысла.

Письма из полированного ящика я читать не решалась. Мне нравилось смотреть на них, проводить рукой по конвертам и чувствовать их движение под ладонью. Мои мама и папа были в том ящике вместе, и, засыпая у себя в кровати, я иногда слышала их приглушенные голоса. Однажды вечером я прокралась в комнату папы и, как кошка на охоте, заползла в шкаф. Мне хотелось застать их врасплох, но едва я подняла крышку ящика, они сразу притихли. Ужасное одиночество заставило меня вернуться в кровать и потом мешало мне уснуть.

На следующий день я чувствовала себя слишком уставшей, чтобы идти в школу, и папа взял меня с собой в Саннисайд. Все утро я провела под столом с чистыми листочками и цветными карандашами. Я написала свое имя разными цветами на десяти бумажках.

Поздно вечером я открыла полированный ящик и вложила свои листочки между белыми и синими конвертами. Теперь мы все втроем были вместе. Теперь я ничего не пропущу.

* * *

Сундук под кроватью Лиззи стал тяжелеть от писем и слов.

– Ни ракушек, ни камушков, ничего красивого, – сказала как-то Лиззи, когда я открыла сундук. – Эссимей, зачем ты собираешь все эти бумажки?

– Я собираю не бумажки, Лиззи, а слова.

– Но что такого важного в этих словах?