В документах я нашла еще одно письмо Шитовца на имя графа, отправленное им еще раньше. Оказалось, что Шитовцу было известно обо мне еще с тех пор, как я чуть было не отшибла «ядра» Распутину. Я ясно увидела и то, какой роковой была семья Сахновых для Сандро, и как Шитовец характеризовал отца и сына Сахновых. У меня появилось большое уважение и симпатии к этому человеку, но тут же я почувствовала и некоторую неловкость перед ним. Из этого письма я многое узнала о работе Музы, и о его переживаниях. В моем уме запечатлелся его разговор о «своих» и «чужих». Я тогда впервые узнала о том, что на службе за спиной его называли «Музой Сатаны». Оказывается, его так боялись! Я не хотела, чтобы Сандро когда-нибудь увидел это письмо. Я боялась, что он может возненавидеть своего дядю, поэтому я и решила сжечь его, но потом почему-то передумала. Это письмо Шитовца стало для меня очень дорогим, так как кроме него я не располагала ничем, где бы хоть что-нибудь было написано о Музе.
К тому времени, как пришел этот мужчина, Сандро вот уже две недели официально числился в тюрьме училища, а в действительности находился в медицинской части. Для того, чтобы его не перевели в тюрьму, руководство училища и Шитовец старались прекратить уголовное дело против него. Это было видно и из письма Шитовца. Юрий Тонконогов сообщал мне обо всем, что там происходило. Прокурор в срочном порядке запросил из Грузии документы о семье Сандро. Если бы встал вопрос о возмещении морального и материального ущерба семье пострадавшего, то его родители должны были дать на это свое согласие. Но именно здесь и произошел казус, который очень встревожил меня. Полицмейстера, который пришел в семью Амиреджиби заверили в том, что они не знают никакого Сандро Амиреджиби. Не то чтов их семье, даже во всей их родне не было человека с таким именем. Во время прихода полицмейстера, главы семьи – Гиоргия Амиреджиби не было дома. Полицмейстер написал рапорт и передал его начальнику полиции. В начале декабря этот документ уже был в Петербурге у прокурора. Он же не стал долго раздумывать, и раз у Сандро не было покровителя, и тем более не удалось связаться с его семьей, и возможно, его документы были вообще сфальсифицированы, его из гауптвахты училища перевелив «Кресты». Я об этом ничего не знала. Но, Муза не был бы Музой, если бы историю и легенду о Сандро он создал бы так поверхностно. Не прошло и недели после того, как его перевели в тюрьму, как еще один документ пришел на имя прокурора, а его копия – к Юрию Тонконогову, в котором говорилось о том, что Сандро Амиреджиби приходится внебрачным сыном князю Гиоргию Амиреджиби, который и дал ему свою фамилию. Семье об этом неизвестно, поэтому во избежание скандала и неприятностей не рекомендовалось придавать эту информацию огласке, так как князь может и пожаловаться Государю. После смерти матери Сандро Амиреджиби, отец отправил своего сына в Петербург на учебу в школу юнкеров. На допросе же Сандро прекрасно рассказал всю эту историю. Прокурор вроде бы удовлетворился этим ответом, но все же не спешил возвращать Сандро обратно в училище. Точно не знаю, но, наверное, кроме того, что он испытывал давление со стороны семьи Сахновых, он еще, видимо, ждал и какого-то подношения от семьи Сандро. Тогда это было принятым и распространенным правилом во всей Империи.
Обо всем этом я узнала позже, так как восьмого числа я родила мальчика. Прокурор не согласился вернуть Сандро на гауптвахту училища даже тогда, когда Тонконогов преподнес ему конверт, «высланный Георгием Амиреджиби». По странному совпадению, этого прокурора повысили по службе и перевели в другую губернию. Старания Шитовца тоже не принесли успеха, так как в середине ноября было удовлетворено его прошение об отставке, и он официально уже не мог вмешаться в это дело.
После родов я не выходила из дома, так как не могла оставить ребенка, которого я кормила грудью десять-двенадцать раз в сутки. Моя помощница по салону навещала Сандро в тюрьме. Шел уже конец января, семья Сахновых требовала назначить судебное слушание. Я нервничала, и по этой причине у меня пропало молоко. Ребенку нужно было дополнительное питание, из-за этого я переживала вдвойне. Но я не сдавалась перед неприятностями и проблемами, которые волнами нахлынули на меня, я все время искала выход. Наверное, материнский инстинкт подсказывал мне действия, о которых я и думать не могла раньше.