Внизу, в коридоре, Джун оперлась рукой о стену, чтобы не упасть. Она целый день не прикасалась к алкоголю.
– Девочка тут?
Она вздрогнула, услышав голос Твиг у себя за спиной. Она не обернулась, но кивнула.
– Она в порядке?
Пауза.
– Я не знаю, – ответила Джун.
Песенка сверчков заполнила повисшую между ними тишину.
– Джун.
Она осталась стоять, как стояла, рука прижата к стене.
– Она заслуживает не меньше, чем любой другой Цветок, и тебе это хорошо известно, – произнесла Твиг жестко и решительно. – Если уж на то пошло, она заслуживает даже больше. От тебя, от нас, от этого места. Она – твоя семья.
– Она – его, – возразила Джун. – Она его, и я не хочу, чтобы меня это касалось.
– Что ж, желаю удачи, – сказала Твиг, голос ее смягчался.
Снова пауза.
– Ты дрожишь. – Джун кивнула. – Ты в порядке?
– Это были тяжелые дни.
Джун потерла переносицу. Она понимала, к чему идет дело.
– Где младенец?
Джун тяжело вздохнула.
– Ты действительно не забрала его домой? – Голос Твиг дрогнул.
– Не сейчас, Твиг. Пожалуйста. Мы можем поговорить об этом утром.
Она обернулась, только чтобы увидеть пустой коридор и хлопнувшую входную дверь. Джун не стала ее удерживать. Она лучше других знала, что порой слова больше вредили, чем помогали.
Она обошла дом и выключила везде свет. Уже после этого она задумалась, прошла обратно и снова включила одну из ламп на случай, если ребенок проснется ночью. Она помедлила возле закрытой двери Кэнди, но из-под двери не пробивался свет, может быть, она была с другой стороны поля, в спальне Цветов. Запах кисетного табака веял по дому: Твиг курила на веранде. Джун снова вернулась по коридору в гостиную. Она высунулась в открытое окно и сорвала цветок с краснотычиночника. Выйдя опять в коридор, она засунула цветок в замочную скважину спальни Твиг.
Когда Джун, наконец, осталась одна в своей спальне, она включила лампу и повалилась на кровать. Она закрыла рукой глаза, убеждая себя, что соблазн не делал полную фляжку в ее кармане все тяжелее с каждой минутой.
После того как восемнадцатилетний Клем узнал, что Джун не включила его в свое завещание, он забрал Агнес и покинул Торнфилд. С тех пор Джун лишь однажды получила весть от него: девять лет назад, когда, как теперь догадывалась Джун, родилась Элис, в Торнфилд прибыла посылка, адресованная Джун и подписанная рукой ее сына. Тогда она поступила так же, как сейчас: удалилась в свою комнату с фляжкой виски.
Джун села на кровати, достала фляжку из кармана, отвинтила крышку и сделала большой глоток. Она пила, пока виски не остановило дрожь в конечностях и не смягчило напряжение в шее. После того как руки перестали трястись, Джун залезла под кровать, нащупала старую потрепанную коробку и вытащила ее. Она сняла крышку, осторожно извлекла деревянную фигурку, вырезанную вручную, и бережно уложила ее на руках. Это был младенец, с таким же ртом, похожим на розовый бутон, и большими глазами, как у чада, спавшего в комнате прямо над ней; этот же уютно прикорнул в кровати из жестких листьев и цветов-колокольчиков. Внутри каждого цветка шли полоски, а у основания были желтые пятнышки.
– Оставленная любовь, – проговорила она с горечью.
7
Железновия
С первыми лучами солнца Джун встала, надела свои бландстоуны и неслышно прошла через дом к задней двери. Снаружи мир был прохладным и синим. Она плохо спала, даже после того, как осушила фляжку с виски. На самом деле хорошо она не спала уже несколько десятков лет. Особенно после того, как Клем ушел. Джун уперлась подбородком в грудь и стала изучать трещины и потертости на своих ботинках. Она себя не пощадила, положив резную фигурку ребенка и веточку простантеры на прикроватную тумбочку. Она искала наказания, и бессонница стала им.
Когда небо просветлело, Джун обошла дом и направилась к сараю, где она взяла секатор и корзину, после чего пошла через поля к парникам с полевыми цветами. Утро было наполнено жужжанием пчел и прорезающимися время от времени трелями сороки.
Внутри парника воздух был душистым и влажным. Джун вздохнула свободнее. Она пошла в отдаленную часть парника, где уже цвели простантеры, и вынула секатор из фартука.