Потерянные в прямом эфире

— Но проблемы в школе были более чем реальны! — поспешно выпалила, как если бы это имело хоть какое-то значение, что Арсений нуждался именно во мне. Что уже было сверхэгоистично с моей стороны. — И никого другого в этот момент не оказалось рядом! Тебя не было!

Последняя фраза прозвучало неожиданно лично, будто это я всё время нуждалась в Игоре, а его попросту не оказалось рядом. Сложно, нелогично, неправильно… Да и за Арсения вдруг стало обидно. С него и так хватило последствий моих поступков, а тут ещё и отец, который на деле оказался не столь идеальным, как я рассчитывала. Я честно старалась не осуждать, но… как всегда, у меня ничего не вышло.

— Ты говоришь о том, о чём не имеешь ни малейшего представления, — играя желваками, хлёстко проговорил Игорь. — А знаешь почему? Если ты вдруг забыла, то я поясню… Тебя не было.

Он бил по мне моими же словами. Облизала вмиг пересохшие губы, ощущая себя совсем маленькой девочкой, беззащитной и виноватой. Но разве я могла показать ему это?

— А хочешь, напомню тебе совсем другое? — хищно ухмыльнулась, предчувствуя вкус чужой крови. — Это было обоюдное решение. Насколько я помню, не так уж и сильно ты возражал, когда я собирала вещи. Хотя нет, подожди… Ты ведь совсем не возражал.

— Не понимаю твоих претензий, — с напускным безразличием пожал он плечами, но тем не менее сделал резкий шаг вперёд. — Ты ведь хотела свободы, и ты её получила. И, судя по всему, — он смерил меня многозначительным взглядом, — всё у тебя сложилось как надо. Так в чём именно проблема, Олеся?

Имя моё он произнёс с самым настоящим вызовом. Меня невольно передёрнуло. Действительность была такова, что я сама не осознавала, чего именно требую от него. Ощущения были таковы, будто я растягивала те жалкие крохи времени до того момента, когда мне нужно будет развернуться и уйти… опять.

— Проблема в том, что ты умудрился оставить ребёнка одного… совсем одного в огромном городе, подвергнув его непонятно каким опасностям!

— Всё. Было. Под. Контролем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Очень интересно, — ядовито фыркнула я, — каким именно. Пара сообщений на телефон? Ты даже не знал, где он и что…

— И это сказала женщина, которая не вспоминала о нём четырнадцать лет.

— Да, чёрт возьми, меня не было. Но знаешь, в чём разница? Это та ответственность, которую ты взял на себя. И ты… не справился.

Ещё один резкий шаг в сторону меня. Тяжёлое дыхание… Угрожающе прищуренные глаза, полные злости и чего-то ещё. Игорь возвышался надо мной почти на голову, и даже мои каблуки оказались бесполезны в этом противостоянии. Наверное, если бы не мой «дрянной» характер, взращенный годами, то меня бы попросту снесло волной его гнева.

— Ты ни хрена не знаешь! Ни о нём, ни тем более обо мне! Потому что тебе было всё равно. Потому что это ты не объявлялась столько лет. И это был твой выбор. Твой! От и до. Я тебя не выгонял…

Но и не остановил.

— У тебя нет никакого морального права не то, что судить меня, но и совать свой нос в дела МОЕГО сына. Хотела помочь? Помогла? Спасибо тебе и низкий поклон. А теперь можешь идти, думаю, что таблетку успокоительного для совести ты получила, ещё лет на десять хватит, — он рвано сглотнул, видимо подавив желание сплюнуть, и на автомате провёл рукой по волосам, совсем как раньше, когда хотел откинуть чёлку назад. — Сейчас же прошу меня извинить, вынужден покинуть вас, Олеся Юрьевна, меня ребёнок ждёт.

И, преодолев расстояние до порога в два шага, он скрылся в квартире, спокойно закрыв за собой дверь, наглядно продемонстрировав мне, что всё у него под контролем.

А я так и осталась стоять на месте, душа в себе накатывающие слёзы и борясь с иррациональным желанием начать ломиться в чужой дом.

Игорь

Меня трясло. Правда, понял я это далеко не сразу.

Зашёл в прихожую, закрыл дверь, щёлкнул замком, скинул обувь. Руки действовали сами, повторяя привычные действия, доведённые до автоматизма за шестнадцать лет проживания в этом доме. Мне бы даже, наверное, удалось убедить себя в том, что всё нормально, что всё как всегда, если бы не кровь, что набатом стучала в висках, и женщина, оставленная мной за порогом квартиры. 

Дверь в Сенькину комнату оказалась закрытой. Из-за стены доносились раскаты музыки: очередное юное дарование от русского рэпа что-то там твердило про свободу и попранные права. Если это было послание, то адресовалось оно явно мне.

Я бросил взгляд на часы. Три часа ночи. Соседи должны были оценить ночную какофонию. Но ломиться в комнату сына с воспитательными речами не стал: просто не был уверен, что эта затея закончится хоть чем-то хорошим. А так… пусть злится, пусть ненавидит, главное, что дома. Живой и здоровый.

От последней мысли меня, собственно, и передёрнуло. Одному только Богу было известно, что я успел напридумывать себе за те часы, что провёл в томительном ожидании этого великовозрастного балбеса, не обнаружив его дома посреди ночи.