Потерянные в Великом походе

– Юн, – Хай-у уперся ладонями в матрац и, откинувшись на спинку койки, с усилием принял полусидячее положение. – Слушай, можно попросить тебя об одолжении? Скажи ей, чтобы заглянула ко мне. Ты у нас в роте человек авторитетный. Она тебя послушает.

Пин задумался. С одной стороны, теперь у него есть повод поговорить с Юн, но, с другой стороны, а хочет ли он на самом деле помогать Хай-у? Девушка может неправильно его понять и решить, что оружейник взял на себя роль сводника.

– Боюсь, ты не к тому обратился. Не такой уж я авторитетный. По крайней мере, теперь. Во-первых, ей дали медаль, а во-вторых, теперь у нее есть новенькая немецкая винтовка. Я и прежде для нее был птицей не самого высокого полета, а нынче так и вовсе, – Пин махнул рукой.

– Нет, нет, нет, ты все неправильно понял. Да, порой она ведет себя грубо и резко, но обходится так только с теми, кого на самом деле очень уважает. А она о тебе очень высокого мнения. Сама мне говорила, мол мы бы гораздо быстрее выиграли войну, будь у нас побольше таких, как Пин Пэйсю: таких толковых, серьезных, преданных делу. Так и сказала. Это ее слова.

– Так я тебе и поверил! – Пин изо всех сил попытался скрыть довольную улыбку.

– Да я не вру. Она и впрямь думает, что ты у нас особенный. Короче, скажи, чтоб зашла ко мне на минутку. Хотя б на полминутки, мне хватит и того. – Хай-у закашлялся. – Скажи, я все понимаю, она из тех женщин, что не знают жалости, и я не рассчитываю, что она останется со мной. Скажи ей, мне ясно, что между нами все кончено. Передай… Ты сможешь все это запомнить?

Пин встал, отодвинул табурет и, наклонившись к койке, подался к лицу Хай-у.

– Слушай, ты прости, что приношу тебе дурные вести, но Юн уже закрутила роман с другим. В последнее время она много времени проводит с Ло.

– Что? С этим гадом? С этим пронырой?

В иных обстоятельствах Пин принялся бы защищать друга, мол, ну да, он коварный, но если от него и может прилететь, то только за дело, однако сейчас оружейник лишь кивнул.

– Я знаю, вы с этим прохвостом кореша, но Юн заслуживает кого-нибудь получше.

Пин снова кивнул. Он запустил в волосы пятерню, поймал вошь и раздавил ее ногтем.

– Не поверишь, но я и сам обо всем этом много думал. И знаешь, что я тебе скажу? Они прекрасно подходят друг другу. Оба равнодушные, бессердечные и бесстыжие.

Хай-у несколько раз моргнул, а потом, откинув голову, расхохотался.

– Теперь я все понял. Ты на нее тоже запал.

Пин ошарашенно уставился на раненого. «Ну как так получается, – с отчаянием подумал он, – что люди видят меня насквозь? Неужели мои чувства настолько очевидны, а иероглифы “любовь” и “ненависть” выведены каллиграфическим почерком прямо посреди моего лба?»

– Мне пора. Ты это… поправляйся… – Пин вскочил и сунул руку в карман, где лежала его сложенная фуражка.

Хай-у заложил руки за голову и принялся мотать ею из стороны в сторону.

– Не торопись, Пин. Лучше послушай, что я тебе скажу. По мне, так лучше Юн будет с тобой, чем с этой свиньей.

Пин замер. Затем он развернулся и снова сел на табурет.

– Ты это к чему сейчас сказал?

– К тому, что я готов тебе помочь.

– Что? – Пин был не уверен, что правильно понял. В сычуаньском диалекте глагол «помогать» звучал очень похоже на слово «застрелить».

– Знаешь, чему меня учил наставник на горе Хуашань? Ключами к постижению тонкостей рукопашного боя служат дисциплина, твоя физическая форма и правильная техника. В искусстве соблазнения все очень похоже.

Пин не шибко верил, что от болтовни Хай-у будет какая-то польза, но из отчаяния и любопытства все же засиделся в госпитале до позднего вечера. Прервались они лишь единожды, когда Хай-у проголодался и попросил Пина сгонять в деревню за хрустальной лапшой. Когда оружейник вернулся, они продолжили беседу прямо за едой. Хай-у рассказал Пину, что Юн нравится (воробьиные гнезда под крышами, гулять по берегу реки, ступать босыми ногами по мокрой траве) и что не нравится (перечная приправа, пустые разговоры, таскать носилки). Поведал Хай-у и то, насколько далеко зашли их отношения (Юн поцеловала его в щеку, после того как он залез на финиковую пальму и добыл ей ветку с самого верха, погладила по груди, когда они встали лагерем в тылу врага, и, наконец, поцеловала в губы, после того как он закрыл ее от пули калибра 7,7 мм, выпущенной из британского пулемета). Постепенно до Пина дошло, что раненый рассказывает ему все это не только потому, что желает видеть Юн с оружейником, а не с Ло. Хай-у просто хотелось поделиться хоть с кем-нибудь воспоминаниями о том времени, что он провел с девушкой, раскрыть свои чувства к ней. Именно этим руководствовался и сам Пин, признавшись во всем Ло. Может, Хай-у боялся забыть о счастливых временах, может, наоборот – надеялся на забвение. Может, он просто устал от одиночества и ему хотелось поговорить хоть с одной знакомой душой.