— Продолжать ее тестирование, потому что, как я понял, она обошла большую часть территории вокруг Озарк-парка…
— Говорят, она замеряла концентрацию каждые несколько кварталов…
— У нее есть оборудование, и она с кем-то сотрудничает, и, по-моему, она…
— Проводила всякие тесты, и, говорят, на углу Меррилл-стрит и Лейк-авеню…
— Говорят, в воздухе на углу Меррил и Лейк она обнаружила дихлорметан…
— Нашла там в воздухе офигенно высокую концентрацию дихлорметана, так говорят…
— Как бы, она нашла дихлорметана в пятьсот раз больше, чем допускает ГОСТ штата…
— Но потом штат, говорят, штат вмешался…
— Точно, говорят, что штат участвует в деле…
— Говорят, что в Джефферсон-Сити объявили…
— Говорят, они решили повысить допустимый уровень дихлорметана в воздухе…
— Была, как говорят, одна часть на миллиард, а теперь какое-то агентство штата заявило, что разрешено вплоть до шестнадцати частей на миллиард…
— И теперь штат хочет, говорят,
— Я имею в виду, хотят
— Они хотят повысить до шестнадцати частей на миллиард, и я…
— И «Озарк», знаешь, «Озарк» заявляет, что штат не должен это делать, что так менять предел нельзя, предел должен быть
— И этому нет конца, просто нет
— И я как бы посреди всего, которое везде, и во всех направлениях, и во всем…
— и без прошлого, и без конца, но есть…
— постоянство, и вековечность, и ощущение, что я, что оно…
— никогда не исчезнет и никогда
— Невозможно заснуть — все кружится и кружится, и встаешь, и кажется, будто сейчас взлетишь, и так каждую ночь, каждую чертову ночь, и я…
— так себя чувствую, будто я на своей яхте в Айрондеквойт-Бэй, иду на гроте против убийственного ветра, и он бьет в лицо и хлещет одеждой, и я тянусь к снасти и чувствую, как она рвется и обжигает руку…
— и слышу рев, и стон дерева, и стонущий металл, и мощные порывы все свистят и хлещут…
— и мои горящие руки куда-то
—
— Друзья; соседи; добрый народ Изауры, сказал он: члены нашего сообщества; а потом поднял глаза от речи и — до сих пор это стоит перед глазами — медленно окинул публику взглядом, почти блаженным…
— И да, сегодня вечером я вижу немало знакомых лиц, — помню, сказал он: лиц, вместе с которыми я жил, работал и молился больше тридцати лет; лиц, с которыми я заседал в городских комитетах; лиц, которые почти привык считать своими отражениями…
— А потом у меня вырвался вздох, когда он наконец после долгой паузы произнес Приветствую; приветствую вас всех…
— Я пригласил вас всех присоединиться ко мне этим вечером, потому что мне нужна ваша поддержка, помню, говорил он: мне нужна ваша поддержка перед лицом испытания, которому подверглось наше сообщество; да, перед нами стоит испытание, но оно, заявляю я вам прямо, скоро уйдет…
— Но еще это испытание нужно встретить сообща, помню, сказал он, когда фотограф перед сценой начал щелкать с другого ракурса: потому что, вопреки некоторым заявлениям, это испытание для всех нас, вместе…
— Мужчина в зеленых вельветовых брюках рядом со мной опустил взгляд на колени и погладил свои длинные ноги; другой в двух рядах впереди снял белую кепку, похожую на малярскую; но у меня не получалось заставить себя двигаться, даже — несмотря на то, что хотелось, — раздавить свой бумажный стаканчик со столиков с «Пепси» и «Хай-Си Оранж», накрытых у дверей в зал; для меня все еще шло время молчания…
— И все же, друзья, я прошу вас задуматься о мощности фундамента, с которым мы встретим это испытание, помню я его слова: о нашей силе, которую мы черпаем из наших общих ресурсов; у нас есть традиции; у нас есть история; у нас есть единство цели; всего, что мы хотим достичь, мы, уверяю вас, достигнем…