Читаем Потерянный альбом полностью

Все это только погнало меня обратно прямиком к кулеру…; и все же я решил пока вернуться к работе — типа, печь он будет еще долго, правильно? — так что я спустился и занялся перевозом бочек крахмальной патоки, только что поступивших в техническую зону, — ну знаете, когда раскачиваешь эти здоровые бочки, чтобы их стронуть; и я был внизу, с остальной бригадой первого этажа, работал работу — правда приятное достижение, — хотя сперва, должен сказать, на работе сосредоточиться было трудно, потому что тип — его образ то бишь — все мелькал в голове и прямо-таки отвлекал; но скоро, может, минут через тридцать пять, я вернулся в теневую сферу за клеткой лифта — к этому времени уже хотелось устроить своим почкам парад с конфетти — и снова мог наблюдать человека-шизу; и нате пожалуйста, он никуда не делся: смотрит на свои часы, что-то записывает в школьную тетрадку с мраморным рисунком на обложке, стоит у верстака и грызет первые две кутикулы на отвратительно чумазой левой руке; но потом — потом, — снова сверившись с часами, он сделал вдох, взял парочку матерчатых полотенец, распахнул печь, извлек противень с говном и быстренько выдвинул на верстак; тут же принял серьезный вид или, как бы лучше выразиться, созерцательный, положил руку на подбородок с мрачной фиксацией в глазах, пока медленно кружил вокруг верстака и разглядывал то, что сотворил…; но что он сотворил-то, вот что мне хотелось знать, что это за уродливая люмпенская масса поносной серости, где резиновый слой расплавился и полностью покрыл мусор, который мужик так старательно организовывал; и мне, скажу я вам, эта штуковина напоминала не более чем валун, но полублестящий, кусок магмы, вывернутый из харкающей земли…; другими словами, мужик был далеко в шизе, уже там корни пустил, стряпая свою мусорную пармиджану…

…Но в таком духе он продолжал несколько следующих ночей, этот одинокий гражданин собственного глубинного пространства, тот, что заточен в царстве гипергребанутости; и, когда я проходил мимо, по меньшей мере пять-шесть раз за ночь, говномастер всегда занимался все тем же: просматривал и наваливал, или занимался психотическим микроменеджментом на верстаке, или карандашил в тетрадке; впрочем, иногда мне везло, и я заставал его, когда он шипел-плевался:

— Иди на хер, херня… на хер!..

или

— Ты жалкая… жалкая херня!..

после чего немедля совал говно в печь и захлопывал; и постепенно, типа, в следующие четыре-пять дней полки его рабочего места начали заполняться этими великолепными отродьями, его печеными детками, все — совершенно одинаковые, как огромные опухолевидные пакеты тв-ужинов, которые мир от страха решил не разворачивать; и, видимо, по заводу пустили слух не трогать юродивого, потому что как будто никто к нему не приходил и не замечал, и никому особенно не сдалось его обсуждать, когда я поднимал тему, а сперва я это делал постоянно, но потом с визгом спустил ее на тормозах; не то чтобы, понятно, потерял интерес — больше того, меня это так взбудоражило, что я тогда же подал на отпуск, потому что хотел уследить за типом, посмотреть, к чему придет его кулинарный фестиваль; но отпуск приближался слишком быстро, чтобы успеть найти, с кем поменяться днями, и, несмотря на слабое остаточное любопытство, я на самом деле не представлял, чтобы стал приходить на завод в нерабочее время только ради прогресса шизовика — типа, надо же и честь знать…; и вот я в итоге взял свои две недели, из которых считались только девять дней, потому что один выпал на День труда; и это время я провел отлично, тут все без проблем: быстренько наладил свой график и зажил по-человечески, чтобы солнце меня хотя бы увидело, и наверстал по части дневного телевидения, и не брился, и ездил с Роджем на гонки серийных машин, и оттягивался, и набил полевых кроликов, и видел дно пары бутылок, и волочился за юбками, и малость постарел и немало запаршивел, и оттягивался…

…И оказался как-то не готов к такому разочарованию, когда, вернувшись на завод, обнаружил, что Его Шизовое Величество, оказывается, в мое отсутствие уже смотал манатки; то есть что-то из его уличного говна еще валялось на рабочем месте, но высушенное жарко́е пропало, как и он сам, и все, что мне ответил Лонно, — что его договор подошел к концу и что мне лучше об этом забыть; ну вот же блин, а…; то есть я знаю там насчет ценности загадки в жизни, но время от времени…; скажем так: неплохо бы увидеть мало-мальскую, как ее там, кульминацию…; но еще я понял, что моя печаль — наверняка просто результат уныния из-за первого дня работы, так что выкинул все из головы и вошел в прежний ритм; и было приятно вернуться, типа, к Тому, Джулиану и Снифтеру, все отличные мужики, и — после понятного начального сопротивления — было славно влезть обратно в часовой механизм завода, просто встать в распорядок: убирать на место то, что не на месте… помогать разгружать грузовики поставщиков… пополнять склад… распределять заказы… подметать в кабинете Джеффа… проверять счета… подписывать счета…

Перейти на страницу:

Похожие книги

первый раунд
первый раунд

Романтика каратэ времён Перестройки памятна многим кому за 30. Первая книга трилогии «Каратила» рассказывает о становлении бойца в небольшом городке на Северном Кавказе. Егор Андреев, простой СЂСѓСЃСЃРєРёР№ парень, живущий в непростом месте и в непростое время, с детства не отличался особыми физическими кондициями. Однако для новичка грубая сила не главное, главное — сила РґСѓС…а. Егор фанатично влюбляется в загадочное и запрещенное в Советском РЎРѕСЋР·е каратэ. РџСЂРѕР№дя жесточайший отбор в полуподпольную секцию, он начинает упорные тренировки, в результате которых постепенно меняется и физически и РґСѓС…овно, закаляясь в преодолении трудностей и в Р±РѕСЂСЊР±е с самим СЃРѕР±РѕР№. Каратэ дало ему РІСЃС': хороших учителей, верных друзей, уверенность в себе и способность с честью и достоинством выходить из тяжелых жизненных испытаний. Чем жили каратисты той славной СЌРїРѕС…и, как развивалось Движение, во что эволюционировал самурайский РґСѓС… фанатичных спортсменов — РІСЃС' это рассказывает человек, наблюдавший процесс изнутри. Р

Андрей Владимирович Поповский , Леонид Бабанский

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Боевики / Современная проза / Боевик / Детективы
Птичий рынок
Птичий рынок

"Птичий рынок" – новый сборник рассказов известных писателей, продолжающий традиции бестселлеров "Москва: место встречи" и "В Питере жить": тридцать семь авторов под одной обложкой.Герои книги – животные домашние: кот Евгения Водолазкина, Анны Матвеевой, Александра Гениса, такса Дмитрия Воденникова, осел в рассказе Наринэ Абгарян, плюшевый щенок у Людмилы Улицкой, козел у Романа Сенчина, муравьи Алексея Сальникова; и недомашние: лобстер Себастьян, которого Татьяна Толстая увидела в аквариуме и подружилась, медуза-крестовик, ужалившая Василия Авченко в Амурском заливе, удав Андрея Филимонова, путешествующий по канализации, и крокодил, у которого взяла интервью Ксения Букша… Составители сборника – издатель Елена Шубина и редактор Алла Шлыкова. Издание иллюстрировано рисунками молодой петербургской художницы Арины Обух.

Александр Александрович Генис , Дмитрий Воденников , Екатерина Робертовна Рождественская , Олег Зоберн , Павел Васильевич Крусанов

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Мистика / Современная проза