— И бросятся с ним разбираться! — закончил его мысль Вемиш, также засмеявшись.
— А значит, у нас появится возможность застать ушастых врасплох и получить достаточное количество
Командиры с удовольствием посмеялись над этой немудреной шуткой.
— Ладно, — сказал наконец Павлун, — это, конечно, забавно, но все же покажите нам, чему научились наши господа чародеи?
Архимаг изящно повел рукой:
— Извольте.
Повинуясь его приказу, исчезло заклинание армейского волшебника, а сам он поспешно отступил за спину куда более маститого коллеги. Егеря тоже дружно переместились с траектории готовящегося заклинания. Эльф на это никак не отреагировал, по-прежнему глядя в небо невидящим взором.
Чародей повелительно кивнул одному из своих помощников, несколько суетливо подскочившему к пленнику с изогнутым ножом в руке. Вемиш поморщился — он всегда отличался брезгливостью по отношению к виду крови. Ходили слухи, что в пыточной камере домината он наблюдает за экзекуциями сквозь особым образом зачарованное стекло, искажающее действительность так, чтобы на теле у подследственного не было видно никаких ран.
Волшебник быстро разрезал балахон на груди эльфа и отбежал в сторону. Архимаг степенно подошел к пленнику. Гомон и шум вокруг плаца немедленно стихли — люди напряженно наблюдали за происходящим, вытягивая шеи и вставая на цыпочки. Чародеи находились в более выигрышном положении: почти все они сотворили заклинания, позволявшие видеть действия архимага во всех подробностях.
Эльф постепенно приходил в себя. Выражение едва сдерживаемой боли на его лице уступило место гримасе усталости — он потратил все силы на то, чтобы выдержать пытку, и сейчас тяжело дышал, восстанавливая их. Медленно опустив голову и наткнувшись на тяжелый взгляд архимага, Перворожденный вздрогнул. В глазах волшебника он вдруг прочел нечто такое, что показалось ему гораздо более страшным, нежели все предыдущие истязания, вместе взятые.
Нежная сладость и звенящая боль, ощущение любви и предчувствие трагедии, аромат изысканных цветов и лезвия ножей на тонких запястьях…
И вот тогда Дивный закричал, тонко и безнадежно, как кричит смертельно раненная птица, сбитая в полете и падающая на стремительно вырастающую в глазах землю…
Кричит, зная, что спасения не будет…
Да, именно так! Архимаг плотоядно усмехнулся, надеясь, что зрители оценят его гримасу. Далеко же занесла тебя судьба, горный! Ты, поди, и не подозревал, что закончишь свои дни столь далеко от милых твоему сердцу подпирающих облака вершин. Что ж, я дарую тебе
Архимаг завершил ритуал и повернулся к безвольно обвисшему телу спиной. Утерев платком перепачканный кровью рот, волшебник устало посмотрел на военачальников, не отрывавших от него полных нескрываемого ужаса взглядов. Ужаса… но и восхищения!
Прошла секунда, другая… Минута… И вдруг тишину прервал восторженный вопль тысяч глоток, приветствующих поразительное мастерство одного из величайших человеческих волшебников.
— Однако… — восхищенно выдавил из себя Павлун. Он судорожно разевал рот, но подобрать более подходящих моменту слов никак не мог. Доминус лишь тряс головой и повторял: — Однако!
Остальные военачальники и правители разразились бурными аплодисментами, быстро подхваченными всеми наблюдавшими за действиями волшебника.
— Право, не стоит, — неискренне улыбнулся краешком губ архимаг, аккуратно убирая в карман мантии безнадежно испорченный платок (ни один чародей никогда не оставит где попало даже малейшую частичку собственной крови), и небрежно помахал зрителям рукой.
— Прошу господ командиров вернуться в шатер для продолжения обсуждения. Думаю, ответы на все возникшие вопросы мне лучше давать именно там, под защитой охранных заклинаний. Не будем предоставлять эльфам возможность узнать о наших планах раньше времени!