Потерянный герцог Уиндхэм (ЛП)

Это было по большей части верно. Было трудно представить кого–либо еще, кроме Томаса, носящим этот титул, но мистеру Одли — со всем его восхитительным дружелюбием и чувством юмора – казалось, не доставало многозначительности. Конечно, он был умен, но обладал ли он проницательностью и рассудительностью — качествами, необходимыми для управления состоянием такого размера, как у Уиндхэмов? Белгрейв был основным местом проживания членов семьи, но существовали другие бесчисленные владения, и в Англии и за границей. Томас нанял, по крайней мере, дюжину секретарей и управляющих, которые помогали ему распоряжаться ими, но он и сам никогда не уклонялся от ответственности. Если бы он не исследовал каждый дюйм земель Белгрейва, она готова была держать пари, что он разорился бы. И Грейс выполняла для вдовы достаточно много поручений, касающихся поместья, чтобы знать, что Томас знал почти всех своих арендаторов по имени.

Грейс всегда думала, что это замечательно, что именно его судьба вознесла наверх, поместив в Уиндхэм. (Ниже одного лишь короля, и много выше Вас, спасибо огромное).

Томасу нравилось представлять миру этакого немного скучающего, искушенного в светской жизни человека, что было весьма далеко от него настоящего. Именно поэтому, думала она, он был так хорош во всем, что он делал.

И потому было совершенно бессердечно со стороны вдовы рассматривать его с таким недостатком уважения. Грейс полагала, что нужно самому обладать чувствами, чтобы заботиться о них у других, и все же вдова действовала не в рамках своего обычного эгоизма.

Грейс понятия не имела, возвратился ли Томас прошедшей ночью, но если и нет… то она не обвинила бы его.

— Еще шоколада, мисс Эверсли.

Грейс встала и наполнила чашку вдовы из чайника, который стоял в запасе на ночном столике.

— Что Вы говорили о прошлой ночи?

Грейс решила притвориться бестолковой.

— Я рано удалилась. — Она отняла чайник от чашки, осторожно, чтобы не капнуть. — С Вашего весьма любезного разрешения.

Вдова нахмурилась. Грейс избежала более подробных высказываний, возвращая чайник с шоколадом на его место на столе. Это заняло достаточно времени, чтобы получилось так, как она хотела.

— Он говорил обо мне? — спросила вдова.

— Э–э, немного, — подстраховалась Грейс.

— Немного или нисколько?

Грейс повернулась. Как избежать этого допроса, прежде чем вдова выйдет из себя.

— Я уверена, что он упоминал Вас.

— Что он говорил?

О боже. Как она скажет ей, что он назвал ее старой летучей мышью? Если же он ее так и не назвал, то, вероятно, он назвал ее чем–то еще худшим.

— Я точно не помню, мэм, — сказала Грейс. — Мне ужасно жаль. Я не знала, что Вы пожелаете узнать у меня его слова.

— Хорошо, в следующий раз имейте в виду, — пробормотала вдова. Она вернулась к своей газете, затем повернулась к окну, ее рот был сжат в прямую, упрямую линию. Грейс все еще стояла, сжав перед собой руки, и терпеливо ждала, в то время как вдова суетилась и вертелась, потягивала маленькими глотками шоколад, жевала, и затем — в это трудно было поверить, но Грейс подумала, что она, как ни странно, могла бы почувствовать жалость к старой женщине.

— Он напоминает мне Вас, — сказала она прежде, чем смогла подумать, что лучше этого не делать.

Вдова повернулась к ней с восхищенным взглядом.

— Он напоминает? Чем?

Грейс почувствовала пустоту в желудке, хотя она не была уверена, происходило ли это из–за нетипичного счастья на лице вдовы или того факта, что она понятия не имела, что сказать.

— Ну, не полностью, конечно, — она остановилась, — но что–то есть в выражении.

Приблизительно после десяти секунд вежливой улыбки Грейс стало очевидно, что вдова ждала большего.

— Его бровь, — сказала она, то, о чем она подумала, было гениально. — Он поднимает ее так же, как Вы.

— Вот так? — Левая бровь вдовы взметнулась так быстро, что Грейс была удивлена, что она не вылетела с ее лица.

— Э–э, да. Что–то вроде этого. Его… — Грейс сделала неопределенное движение возле своих собственных бровей.

— Гуще?

— Да.

— Конечно, он — мужчина.

— Да. — О, да.

— Он может делать это обеими бровями?

Грейс непонимающе на нее уставилась.

— Обеими, мэм?

Вдова начала поднимать и опускать свои брови поочередно. Левая, правая, левая, правая. Это было совершенно нелепое зрелище.

— Я не знаю, — сказал Грейс. Быстро. Чтобы прекратить это.

— Очень странно, — сказала вдова, возвращая обе брови назад туда, где, Грейс надеялась, она и будет держать их в дальнейшем. — Мой Джон не умел этого делать.

— Наследственность непостижима, — согласилась Грейс. — Мой отец не мог сделать вот так, — она взяла свой большой палец и согнула его назад, пока он не коснулся ее предплечья, — но он говорил, что его отец мог.

— Ах! — Вдова отшатнулась в отвращении. — Прекратите! Прекратите!

Грейс улыбнулась и сказала с подкупающей мягкостью:

— Тогда Вы не захотите увидеть, что я могу делать со своим локтем.

— О господи, нет. — Фыркнула вдова и махнула в сторону двери. — Я отпускаю Вас. Идите позавтракайте.

— Позвать Нэнси помочь Вам одеться?