Потерянный герцог Уиндхэм (ЛП)

Грейс стояла, не совсем уверенная в том, что сделать. Казалось странным, что она больше не ощущала опасности под тремя дулами пистолетов, все еще направленными на нее, и одним дулом — разбойника, ее разбойника, безвольно опущенном. Но они добыли всего лишь одно кольцо, конечно, это не достаточный трофей для опытной группы грабителей, и она не чувствовала, что может вернуться в карету без разрешения.

Она откашлялась.

— Сэр? — сказала она, не зная точно, как к нему обратиться.

— Меня зовут не Кэвендиш, — сказал он мягко, его голос был слышен только ей. – Но так меня звали когда–то.

Грейс задохнулась.

И затем одним резким и быстрым движением он вскочил на свою лошадь и рявкнул:

— Здесь мы закончили.

И Грейс осталась одна, уставившись на его спину, пока он не скрылся вдали.

Глава вторая

Несколько часов спустя Грейс сидела на стуле в коридоре около спальни вдовы. Она была так утомлена и ничего так не хотела, как заползти в свою собственную кровать, где, она была совершенно уверена, будет метаться и ворочаться, не в состоянии заснуть, несмотря на изнеможение. Но вдова была так расстроена и звонила столь часто, что Грейс, наконец, сдалась и принесла стул к ее спальне. За прошлый час она принесла вдове (которая не поднималась с постели) связку писем, спрятанных в глубине запертого ящика, стакан теплого молока, стакан бренди, другую миниатюру ее давно умершего сына Джона, шейный платок, который явно обладал своего рода сентиментальной ценностью, и другой стакан бренди, чтобы заменить тот, который вдова опрокинула, с тревогой отправляя Грейс за шейным платком.

Прошло примерно десять минут с последнего вызова. Десять минут бездействия, когда она сидела на стуле и ждала, размышляя, размышляя…

О разбойнике.

О его поцелуе.

О Томасе, нынешнем герцоге Виндхэме, которого она считала другом.

О давно умершем среднем сыне вдовы и человеке, который, очевидно, имел с ним сходство. И его имя.

Его имя. Грейс протяжно, беспокойно вздохнула. Его имя.

Боже милостивый!

Она не сказала этого вдове. Она стояла неподвижно посреди дороги, наблюдая, как разбойник мчался прочь в свете неполной луны. Только когда он скрылся, она, наконец, подумала, что ее ноги вполне способны передвигаться, и пора направить их домой. Нужно было развязать лакея и позаботиться о кучере, а что касается вдовы — она была так явно расстроена, что даже не жаловалась, когда Грейс размещала раненого кучера с нею в карете.

Затем она присоединилась к лакею на месте кучера и повезла всех домой. Она не имела большого опыта управления лошадьми, но вполне могла справиться.

Она должна была справиться. Не было никого, кто сделал бы это за нее. Это было то, на что она была способна.

Управлять. Что–то делать.

Она привезла их домой, нашла того, кто позаботится о кучере, затем занялась вдовой, и все время думала: «Кто это был?»

Разбойник. Он сказал, что его когда–то звали Кэвендиш. Мог ли он быть внуком вдовы? Ей сказали, что Джон Кэвендиш умер, не оставив потомства, но он был бы не первым молодым дворянином, который засоряет местность внебрачными детьми.

Если исключить то, что он сказал, что его зовут Кэвендиш. Или скорее звали Кэвендиш. Это означает…

Грейс в смятенье покачала головой. Она так устала, она едва соображала, и все же единственное, что она еще могла делать, это думать. Что это значит, если имя разбойника было Кэвендиш? Может незаконный сын взять имя отца?

Она понятия не имела. Она никогда прежде не встречала бастарда, по крайней мере, не такого благородного происхождения. Но она знала других, которые изменили свои имена. Сын викария, например, жил с родственниками, будучи маленьким, а когда в последний раз приезжал навестить их, он взял себе другую фамилию. Таким образом, наверняка, незаконный сын мог назвать себя любым именем, которым ему бы захотелось. И даже если это не было бы юридически обосновано, то разбойник не посчитался бы с такой мелочью, не так ли?

Грейс коснулась своего рта, пытаясь притвориться, что она не дрожит от волнения при воспоминаниях, промчавшихся в ее памяти. Он поцеловал ее. Это был ее первый поцелуй, а она не знала, кем он был.

Она помнила его аромат, она помнила теплоту его кожи и бархатную мягкость его губ, но она не знала его имени.

По крайней мере, не полностью.

— Грейс! Грейс!

Грейс поднялась. Она оставила дверь приоткрытой так, чтобы лучше слышать вдову, и быть достаточно уверенной, что ее снова вызывают. Вдова явно все еще расстроена — она редко использовала имя Грейс. Так тяжелее было обращаться к ней в требовательной манере, в отличие от мисс Эверсли.

Грейс помчалась назад в спальню, пытаясь не выглядеть утомленной и обиженной, в то время как произносила:

— Чем могу быть полезна?

Вдова сидела в кровати, точнее, не совсем сидела. Она, практически, лежала, только ее голова опиралась на подушки. Грейс подумала, что так ужасно неудобно, но в последний раз, когда она попыталась улучшить ее положение, та едва ее не покусала.

— Где Вы были?

Грейс не думала, что вопрос требовал ответа, но, тем не менее, сказала:

— Возле Вашей двери, мэм.