Потерянный и возвращенный мир (История одного ранения)

 "Вот дома мне мать скажет хотя бы так: "Поди и сходи в наш сарай, слазь там в погреб, набери там из кадки соленых огурцов в тарелку, а кадку обратно прикрой кружком, а сверху положи камень...". Я не сразу понял, что мне мать сказала, я прошу повторить, что она сказала. Мать повторила свои слова. Теперь я услышал слова: "сарай", "погреб", "огурцы", а все остальные слова я мигом забыл. Но и эти три слова — сарай, погреб, огурцы — я по раздельности и по очередности спешу осознать, что они значат. Наконец, я понял эти, три слова (уж прошли минуты!), теперь мне надо спросить у матери, что она там просила сделать. Я оглянулся — матери нет дома. И вдруг она снова входит в квартиру, и я увидел, что она успела уже сходить в сарай, слазить в погреб и вот принесла огурцы вместо меня...

 Мать мне говорит: "Нарежь-ка, сыночек, к обеду хлеба, огурчиков, ветчинки, принеси заодно сольцы, что помельче". Я, конечно, прослушал, что мать мне сказала. Я прошу ее повторить. Она повторила сначала, о чем она хотела просить. Я запомнил только два слова — "хлеб" да "ветчина". Я думаю, вожусь над этими словами, наконец, понял эти слова, а забыл, что мне еще говорила мать, стою нереши­тельно...

 Вот мать сказала: "Отнеси-ка ведро с очистками козе, ведро обратно принеси-ка!". Держу ведро в своей руке, иду в сарай... Там высыпаю очистки для козы своей... Сарай же закрывать забываю и про ведро забыл совсем... "А где же ведро? Запер сарай-то?" — мать меня спрашивает вдруг. Пришлось вернуться вновь к сараю, ведро увидел — взял его тут. "Ну, а сарай ты запер или не запер, ты скажи?" Пришлось вернуться снова все же к сараю, черт его возьми!... И верно — я сарай не запер, он приоткрылся и... коза сумела удрать со двора... Вот память какая — проклятье!..".

 Что же это такое? Мир его слов распался, он начал жить в мире чуждых, незнакомых слов, которые было так трудно вспомнить и значение которых было так трудно понять. И это относилось не только к обычным бытовым словам; в еще неизмеримо большей степени это относилось к тем понятиям, которые его учили, с которыми он годами свыкся в жизни, в школе, в институте.

 И он живет в мире чужих слов и в мире забытых понятий, делая мучительные попытки вспомнить их, постоянно борясь за восстановление своей "речи-памяти".

 "Я просто чувствую знакомство каждого слова (раньше учился на четвертом курсе института), я знаю, что любое данное "слово" существует в моей памяти, но только это слово уже утратило свое значение, и это каждое слово уже не понимается мною, как оно понималось раньше, до ранения. Это значит, что если я услышал слово "стол", то я не сразу пойму, что это данное слово значит, откуда оно, из какой области... Только одно чувство знакомости и ничего больше...

 Я обхожусь теми словами, которые имеют и "чувство" знакомости и, главное, чувство известного мне смысла, и только этими словами я общаюсь и с самим собой, и с людьми...

 С некоторого времени, конечно, уже после ранения, я начал вести и веду борьбу за восстановление памяти и речи, слова и значения, так как я без конца тренируюсь в этих вещах, так как имею в них огромный недостаток, именно: в моей речи и памяти произошел разрыв между "словом" и его "значением".

 Но память слова и его значение словно отделены друг от друга каким-то неопределенным временем, и всегда почти разобщены друг от друга, а при вспоминаниях их приходится словно соединять. Но эти памятные соединения не держатся долго, а быстро распадаются и улетучиваются...

 Часто я подхожу к этим вещам, стократно их пересматриваю, перечитывая, понимая, вспоминая, а все-таки все равно их приходится вспоминать подолгу.

 Я иногда выхожу в поле, в лесок и пробую вспоминать, а что же у меня осталось из памяти. В лесу я забыл совсем деревья, как они называются. Правда, я помню названия "дуб", "сосна", "осина", "клен", "липа", "береза" и другие (когда они вспоминаются иногда), но когда смотрю на дерево, то я не знаю, забыл от ранения, то ли это осина передо мной, то ли это еще какое дерево не знаю, хотя вообще-то само дерево кажется знакомым мне. Когда мне покажут грибы, то я тоже не знаю, как его название и его назначение, хотя я помню названия грибов: "подосинник", "белый", "опенок" и только, а что этот гриб — "опенок" или там "подосинник" и тому подобный, я еще не знаю, хотя до ранения знал эти грибы и не мог не знать.

 И даже я забыл про одуванчик, про цвет, который я знал и в детстве; правда, я вспомнил про одуванчик, когда он делается седым, а вот, какой он должен быть до седины, я просто забыл и не мог себе представить, забыл совсем...

 С одной стороны, по старой привычке я вижу окружающий мир таким же, каким я его видел своими глазами. А с другой стороны, я не узнаю его и не понимаю, когда соприкасаюсь с действительностью. Я не понимаю, как живут растения, чем живут, почему они развиваются одним срезанным листком. Я не понимаю окружающего, сути жизни растений, животных, почему я не могу вспомнить из головы в нужное время слово или его значения.