«До ранения я умел играть в любые игры и всегда играл и владел ими на хорошо, на отлично, а вот после ранения разучился играть в них. И лишь потом, спустя несколько месяцев и лет, я снова кое-как научился играть хотя бы в шашки, в шахматы, в домино, но по-настоящему владеть этими играми уже почему-то не могу. Вот я сажусь играть в домино (два партнера против двух партнеров). Игра, вроде, простая: каждый игрок имеет семь фишек (из 28 штук), максимальный счет одной фишки равен 12. Хотя фишек пустотных или цифровых всего семь штук одного вида, размещены, они по-разному в 28 фишках, отчего я теряюсь и не в состоянии упомнить, кто чем играет, я быстро забываю, кто что ставил... я думаю, вспоминаю... а игроки ждут, ругаются каждый раз, когда мой ход, и все равно не припомню, какими фишками я сам ходил. И когда я смотрю на домино (шашки, шахматы), то я вижу в окружности две или три фишки (вместо 28) и чтобы не забывать про них, приходится без конца оглядывать фигурки во все стороны...
До войны и до ранения я хорошо играл в шахматы. Но вот после ранения в госпитале я почему-то „забыл“, как играют в шахматы, как называются шахматные фигуры, то есть я забыл все о шахматах, как забыл после ранения, как называются буквы, цифры...
Я берусь играть в шахматы с начинающими игроками и почему-то долго думаю, а как же надо ходить. А вот вспомнить во время игры, как называются те или другие фигуры, я до сих пор почему-то не могу (ферзь, ладья, слон, конь, пешка, король). Иногда я вспоминаю про коня (лошадь), про короля (царь), а все остальные фигуры — отвлеченные для меня, и я их не мог запомнить в течение двух десятков лет. А в госпитале я приспосабливался: вместо ферзя называл фигуру „царевна“ (если вспомнится), вместо короля — тоже называл „царь“, про коня вспоминал - „конная Буденного“ (если припомню), ладью и слона заменял словами „офицер, дамка“ (если вспоминал об этом), все легче вспоминать. Но все же во время игры и эти слова плохо вспоминались. Во время игры на доске я видел две-три фигурки, как и буквы во время чтения — всего три-четыре буквы от центра поля зрения и влево. От того, что я не вижу всю шахматную доску, а только маленький кусочек, я без конца забываю о существовании фигур, „зеваю“, теряю фигуры. А заранее знать хоть на один ход вперед — я не мог почему-то...
Примерно то же самое случилось и при игре в шашки: я забыл, как играют в шашки, хотя до ранения играл хорошо, прямо скажу.
Когда я увидел в госпитале шашки, то я узнал их по старой зрительной памяти. Но когда я хотел поиграть в шашки с одним больным, то вдруг забыл, как же ими играть, в какую сторону нужно двигать шашкой, по сколько клеточек можно ходить, в общем, забыл, как нужно играть ими. И товарищ вместо того, чтобы играть со мной в шашки, начал обучать меня игре в шашки, просто смех и грех. Вскоре я быстро научился, как ходят „шашка“ и „дамка“, и часто даже, хотя и с трудом все еще, вспоминал при игре слова — „шашки“, „дамка“, почему-то легче вспоминал эти два слова, а вот в шахматах — там несравненно труднее. Но все же при игре в шашки у меня также были затруднения. Я очень долго соображаю, путаюсь, забываю ходы, наперед предвижу только один ход, а что делает в то время противник — совершенно не знал, точно так же, как и при игре в шахматы...»