Потерянный Ковчег Завета

Хоть мне и хотелось увести разговор подальше от Ковчега, удержаться я не смог и задал Дауду последний вопрос:

— А ты сам — ты считаешь, что ковчеги в луксорском храме имеют такую же форму, как Ковчег Моисея? Думаешь, упоминаемый в Библии деревянный ящик тоже был макетом лодки?

— Возможно. Это, правда, немного странно. Я знаю, что в иврите есть два слова, и оба на английский переводятся как «ковчег». Слово «арон» — так ведь? — и слово «тева». «Арон» — Ковчег Завета, а «тева» — Ноев ковчег, и еще корзинка, в которой нашли рядом с коптской церковью младенца Моисея. Дело в том, что по-гречески эти слова звучат одинаково — «кивотос». Легко запутаться. То есть, выходит, в древнем предании речь могла идти и о лодке.

— Немножко притянуто за уши, — сказал я. — Нести перед войсками, шагающими через пустыню, лодку — смысла тут никакого.

— Ты прав, эфенди. Смысла нет, во всяком случае, для нас. А для них, может, и был, только нам, к сожалению, неизвестно, как у них работали головы. По-арабски это слово звучит как «табут» — таким же словом обозначается и корзина, в которой нашли Моисея, — в мусульманском варианте ковчег тоже представляет собой деревянный ящик. Вполне вероятно, что иудейский Ковчег Завета был как раз ящиком или сундуком — вроде тех замысловатых ларцов из сокровищницы Тутанхамона.

— Может быть, — нехотя ответил я. — Во всяком случае, ларцы Тутанхамона поразительно похожи на более сложное из двух библейских описаний Ковчега.

— Это наводит на мысль, — заключил Дауд, который, казалось, готов был бесконечно говорить о Ковчеге. — Раз ларцы в сокровищнице, несмотря на прошедшие три тысячи лет, прекрасно сохранились, то и Ковчег тоже мог сохраниться.

При этих словах что-то промелькнуло в худом неровном лице Дауда, послышался в его голосе какой-то дразнящий мотив, и я заподозрил, что он знает о моих делах куда больше, чем говорит, и куда больше, чем мне бы хотелось.

— Притянуто за уши, — пробормотал я, ускоряя шаг и смешиваясь с бурлящей вечерней толпой. Мне хотелось побыстрее закончить разговор. Но Дауд тут же меня догнал. Хромота никогда не мешала ему делать спринтерские рывки. Он крепко ухватил меня за руку, повернул к себе и посмотрел в глаза.

— Думаю, нам нужно поговорить.

Увертываясь от машин, мы пробирались через шум, вонь и пыль центральной части города, которая тянется от площадей Тахрир и Рамсес до вокзала Атаба. На улице Аль-Алфи Дауд нырнул в какой-то переулок, и мы вошли в небольшой отель, явно знававший лучшие дни.

Мне приходилось слышать, что в «Виндзоре» неплохо посидеть и выпить, но сам я тут не бывал. И все же место было странно знакомым.

Бар «Баррель Лонж», куда Дауд провел меня по тускло освещенному коридору, оказался не так уж безнадежен. «Виндзор» строили как купальню для египетской королевской семьи, и потому тут не обошлось без некоторой кричащей роскоши. Позже здесь устроили британский офицерский клуб. Непринужденная атмосфера клуба сохранилась и по сей день. Сейчас тут сидело с полдюжины египтян, которые пили виски и пиво и говорили сразу на трех-четырех языках. Я взял нам «Стеллы», и мы сели за столик в углу.

Закурив вонючую египетскую сигарету, Дауд отхлебнул пива и послал мне пронзительный взгляд.

— Думаю, этот бар для нашего разговора подойдет ничуть не хуже любого другого, вероломный сын Альбиона, — сказал он с совершенно дурацкой улыбкой.

— Ты о чем? Кого ты назвал вероломным, ты, продажный маленький копт? И что особенного в этом баре? Какой такой разговор? — Я нервно осматривался.

— Знаешь, эфенди, фильм «В поисках пропавшего Ковчега» частично снимался здесь. Наш приятель Индиана Джонс спал под этой самой крышей. И выпивал за этим самым столиком. Похвалялся своими похождениями и плел небылицы, сидя вот на этом самом облезлом стуле. Я подумал, что разговор у нас сегодня получится очень, очень интересный. Поговорим о том, как ты ищешь самое главное еврейское оружие — Ковчег Завета… мой вероломный мистер британский Индиана Джонс.

Дауд смотрел на меня очень серьезно; в лице был лишь слабый намек на весьма недобрую усмешку.

Он явно что-то вынюхал, и я решил признаться. Отхлебнув ледяного пива, я холодно посмотрел на Дауда и как можно равнодушнее спросил:

— Как ты узнал?

— А, так это правда! — Лицо моего собеседника выразило живейшее удовлетворение. — Как я узнал? Очень просто. Мне на днях позвонил твой друг Дониях, чтобы свести меня с Рувимом, попросил меня помочь Рувиму в поисках древних арабских и коптских рукописей. Я к нему зашел. Он только перед тем приехал в Каир. А сегодня утром я с ним случайно столкнулся, и тогда-то он мне и рассказал о твоем интересе к Ковчегу.

— Рувим? — переспросил я.

— Голландский коллекционер. Сам знаешь. Ты с ним обедал в «Мена-Хаус».

— Ах, так, значит, Рувим тебе сказал, — пробормотал я. — Это правда. Говоря ученым языком, я питаю к этой теме растущий интерес. «История идей» и всякое такое…