Потерянный Ковчег Завета

Эфиопские легенды о Ковчеге убедили многих в том, что подлинный Ковчег все еще находится в этой малоизвестной африканской стране, для которой он во многих отношениях стал основополагающим мифом. Вполне возможно, в прошлом фалаша или другая подобная группа сыграла свою роль в истории Ковчега.

Весной 1994 года я решил вернуться в Эфиопию. После моего первого знакомства с эфиопскими евреями я написал о них довольно много. Теперь мне не терпелось побывать в местах, повлиявших на ход событий. В то же время я хотел сам посмотреть, что это за история с эфиопским Ковчегом. Рувим обрадовался — ведь я наконец последовал его совету — и стал упрашивать меня прихватить Дауда, от которого был в восхищении; после долгих раздумий я согласился.

Одна из приятных сторон путешествия — сборы: почитать про место, куда едешь, достать старую любимую холщовую сумку, починить москитную сетку, и — в моем случае — запастись особыми итальянскими блокнотами в кожаных переплетах. Генри Дэвид Торо совершенно справедливо заметил, что настоящее путешествие — не развлечение; прежде чем на него решиться, нужно испытать себя, нужно серьезно готовиться. И потому, прежде чем отправиться в Эфиопию, я сначала убедился, что полностью готов.

С Даудом мы встретились в скучноватой Аддис-Абебе — столице Эфиопии. Я прилетел прямо из Лондона. Дауд прибыл из Каира недели на две раньше и уже поездил по стране. Всего через несколько минут я понял, что в Эфиопии он стал другим человеком. Он шествовал с видом колонизатора, бросая пренебрежительные взгляды на людей и все окружающее, наподобие пожилого ностальгирующего британца, удостоившего визитом одно из бывших владений империи. Готовясь к поездке, Дауд погрузился в изучение ахмарского языка — главного языка современной Эфиопии, и когда мы встретились, он практиковался с местными жителями, вызывая всеобщее изумление.

— Теперь, эфенди, с моим-то знанием языка и чутьем на все коптское, — сказал Дауд, — я выслежу Ковчег — если он здесь. Хоть какое-то запоздалое и жалкое оправдание такой паршивой стране.

Я решил начать поиски в бывшей столице — старинном городе Гондэр в нескольких милях от озера Тана, из которого вытекает Голубой Нил. Дауда взволновала перспектива побывать в месте, сыгравшем столь важную роль в истории египетской коптской церкви, коей он так гордился. А еще его увлекла возможность поиграть в сыщика в чужой стране.

И вот мы летим в маленьком ветхом самолетике над обширным центральным плато. Эфиопия — одна из немногих стран, чья страшная нищета видна даже с воздуха. Почва истощена, на ней ничего не растет, население огромное, бедное и грязное. Пролетая над Нилом, мы попали в зону сильной турбулентности.

Перепуганный Дауд схватил меня за руку:

— Если мы здесь разобьемся, труп мой будет плыть и плыть до самого Каира.

Я заметил, что шансы доплыть до Каира — как целиком, так и частями — невелики. Нил кишит змеями, там полно бегемотов, шестиметровых крокодилов и множество самых разнообразных рыб. И если ему суждено доплыть до Каира, то только в составе одного или нескольких из этих организмов. Хотя в принципе Дауд был прав: Голубой Нил вытекает из озера Тана, а потом встречается с Белым Нилом, и дальше они текут вместе и приводят к Каиру.

В крошечном аэропорту Гондэра Дауд опять решил попрактиковаться в ахмарском: мой спутник пытался объяснить весьма изящной и элегантно одетой девице, ловившей нам такси, что он — копт, прибыл из Египта и знает и любит замечательные проявления древней египетской культуры, которые можно встретить в ее городе — нищем и неслыханно отсталом. Вращая крестом, Дауд поднял бровь — словно побитую молью — и одарил девушку надменной улыбкой.

Ответила она на безупречном английском языке:

— Ничего египетского у нас тут нет. Кстати, вы, кажется, думаете, что говорите на ахмарском языке, но на самом деле это искаженный до неузнаваемости геэз.[35] От арабов мы не в восторге, и вообще в вашей стране вряд ли найдется что-нибудь столь же подлинное и древнее, как наша церковь.

Вот так.

Лицо у Дауда пошло характерными красными пятнами; он уже собирался устроить дискуссию на эту животрепещущую тему, но я его остановил.

— Оставь ее в покое, ненормальный ты копт! От тебя с ума сойдешь! — прошипел я, хватая его за рукав теперь уже слегка поношенного черного костюма и заталкивая в такси.

Остановились мы в гостинице «Гоа», выстроенной на ступенчатой горе, которая возвышается над церквями и замками города; гостиница эта гордится лучшим в Гондэре рестораном и небольшим бассейном. Мы уселись на террасе с прекрасным видом. За кружкой отличного местного пива и несъедобным обедом Дауд выдал мне все, что сумел узнать о многочисленных нитях, связывающих Ковчег с Эфиопией. Пользуясь щедрой поддержкой Рувима, Дауд изучал этот вопрос несколько месяцев: просматривал все, какие мог, коптские, арабские, эфиопские и португальские источники за восьмисотлетний период. Он привез толстую папку собственных систематизированных заметок и еще одну толстую папку — с копиями книжных страниц, сделанных в разных библиотеках Египта.