Потерянный кров

Открыли не скоро. Поначалу вроде зашаркали шаги, даже шевельнулась ручка, но кто-то крикнул («Weg!»[42] — послышалось Гедиминасу), и шорох затих.

Он еще раз нажал на кнопку.

— Кто там?

— Откройте! — закричал Гедиминас, сжимая потные ладони.

Дверь приоткрылась. В лицо дохнуло хлороформом и запахом немецкой сигареты. Прежде всего Гедиминас увидел направленный в грудь пистолет, который держала лапа, поросшая черной щетиной. Лицо человека тоже было почти черное, с раздвоенным подбородком. Холодно блестели глаза, в которых не было мыслей — одно профессиональное любопытство.

— Что вы здесь делаете? — пролепетал Гедиминас, пятясь от двери.

Человек опустил пистолет.

— А-а, это вы звонили? — не то обрадовался, не то удивился он, медленно прикрывая дверь. — Это вы зря, сударь, вам тут больше делать нечего.

Гедиминас повернулся и вышел на улицу. От волнения не заметил, как какой-то человек отделился от угла дома и последовал за ним. «Что тут творится, разрази их гром! Какая-то девка-заика, человек с пистолетом в квартире Милды… Неужели ее арестовали? Но за что? Чепуха! Адомас не мог докатиться до этого. Логичней было бы сперва меня прихлопнуть». Гедиминас постарался вспомнить, был ли этот человек в мундире, как будто это имело значение, но в памяти остались мохнатая лапа с пистолетом да тупой взгляд. Он уныло брел по тротуару, не зная, что делать дальше; он начинал осознавать, что случилось какое-то несчастье.

Впереди шли две женщины. Одна была молода, худощава и легкостью походки напоминала Милду. Гедиминас догнал их; еще немного, и он бы схватил ее за руку, но вовремя заметил ошибку; Милда так безвкусно не одевалась. Хотел обогнать, потому что женщины слишком громко тараторили, а Гедиминас не любил подслушивать чужие разговоры, но тротуар был узкий, и он шел за ними, все больше удивляясь тому, что слышит.

У перекрестка появилась легковая машина. На повороте шофер сбавил скорость, и Гедиминас на переднем сиденье увидел начальника гестапо Дангеля. Он сидел, словно проглотив аршин, глядя вперед ничего не видящим взором, но Гедиминасу показалось, что их глаза встретились. На заднем сиденье сидели трое — один в форме; они поглядывали по сторонам с таким выражением, словно везли бомбу замедленного действия.

Тротуар стал шире, но Гедиминас, вместо того чтобы обогнать женщин, поравнялся с ними и нерешительно заговорил:

— Прошу прощения, я нечаянно услышал вашу беседу. Видите ли, я сам из Лауксодиса, поэтому поймите мое любопытство. Откуда вам известно, что партизаны этой ночью сожгли сеновалы фон Дизе и повесили старосту?

Женщины испуганно уставились на него.

— О-о, вы из Лауксодиса! — Малышка ласково улыбнулась Гедиминасу и разочарованно добавила: — Значит, неправда? И чего только люди не наговорят!..

— Я не говорю, что неправда, уважаемая. Не могу этого сказать, — подчеркнул Гедиминас. — Сегодня я ночевал в Краштупенай.

— Значит, и вы и мы ничего не знаем, — торопливо вставила женщина постарше, внимательно оглядев Гедиминаса с головы до ног. — Правильно говорят: за ветром в поле не угонишься. Но так уж повелось: принесет ветром слух неведомо откуда и через кого, а люди подхватят и долдонят, как попугаи.

— Да вы не бойтесь меня…

— Что вы! Сразу видно, приличный человек. Но нам сюда. — Старшая взяла подругу под руку, и они нырнули во двор.

Мимо на небольшой скорости снова прокатила черная машина Дангеля и остановилась у тротуара в десятке метров от Гедиминаса.

Гедиминас повернул было назад — не было ни малейшего желания приподнимать шляпу перед начальником гестапо, — но в этот момент кто-то сзади взял его за руки. С удивлением и досадой он посмотрел на двух мужчин, панибратски взявших его под руки, увидел на головах фетровые шляпы, на розовых лицах улыбки, напоминающие ухмылочку типа в дверях домика Милды, и все понял.

— Чего вам от меня надо? — резко спросил он, с тоской глядя на поленницы дров, за которыми исчезли женщины.

— Скоро узнаете, господин Джюгас, — сказал один из них. — Пожалуйте в машину.

— Только спокойно, — предупредил второй. — Наши «зауэры» с десяти шагов попадают в яблочко.

Мужчины отпустили руки, и все трое, словно закадычные приятели, вышедшие прошвырнуться в субботний вечер, дружно двинулись к автомобилю.

— Herein![43] — гаркнул первый, открывая заднюю дверцу.

В сущности, это не имело значения, но Гедиминасу почему-то полегчало, когда он увидел, что в машине, кроме шофера, никого больше нет.

— Руки! — резко сказал второй гестаповец, когда автомобиль дернулся с места.

Гедиминас молча протянул руки.

— Это наилучшим образом предохраняет от соблазна, который обычно бывает последним в жизни, — оправдывался первый гестаповец, надевая на Гедиминаса наручники.

«Начинают сбываться пророчества Марюса…»