Потерянный мальчишка

Вокруг ребер у Сэла были туго намотаны куски ткани – вокруг всей груди. Этого было достаточно, чтобы скрыть правду, когда рубашка и жилет были застегнуты, но теперь ничего скрыть было нельзя.

Сэл был вовсе не мальчишка. Она была девочка.

Теперь ее лицо стало одновременно перепуганным и дерзким, и она сказала – очень хладнокровно, хоть голос у нее и был слабым:

– Очень плохо?

Кажется, я влюбился в нее именно тогда – когда она сделала вид, будто ничего не изменилось.

– Это что такое? – спросил Чарли, указывая на грудь Сэл.

Сэл засмеялась, но тут же закашлялась.

– Сабельная рана – это больно. Почему ты мне не сказал?

– А по-твоему, это должно быть просто приключение? – отозвался я с напускным легкомыслием.

– Так вы с Питером всегда это изображали, – сказала она и снова закашлялась.

Мне этот кашель не понравился. Я испугался, что рана глубже, чем кажется. Я трясущимися руками зашарил по карманам куртки, где всегда хранил что-то подходящее – и вытащил пиратскую косынку, которую стащил уже довольно давно. Она была пыльная, но ничего лучше у меня не нашлось.

Я сложил ткань и прижал к ране, надеясь остановить кровь. Сэл вскрикнула, когда я надавил на рану.

– Так тоже больно! – крикнула она, ударив меня по руке.

– Хочешь умереть от потери крови? – проворчал я.

– Не надо умирать от потери крови, Сэл! – попросил Чарли.

– Это и правда твое имя? – спросил я.

Она отвела свои яркие синие глаза.

– Сэлли.

Чарли перевел взгляд с Сэлли на меня, а потом – снова на тканевую повязку у нее на груди. Он только теперь догадался.

– Ты девочка!

– Кто тут девочка? – голос Питера прозвучал у меня из-за спины.

Я развернулся. Кивок, Грач и Питер вернулись на арену. Все трое были забрызганы кровью. Лицо Питера лучилось довольством. Кивок уставился на погибшего брата.

– Сэл девочка! – объявил Чарли, вставая и указывая на нее.

– Ты не могла бы долго это скрывать, – сказал я. – Не на острове среди мальчишек.

– Я скрывала это три года среди мальчишек на улицах – с десяти лет, – ответила она, сверкнув глазами. – Я не дура, Джейми.

– Тогда не надо было получать рану, – сказал я.

– Я пыталась уберечь Чарли от раны, – пробормотала она.

Питер и Грач подошли ближе. Грачу было просто немного любопытно, а вот лицо Питера было гневным.

– Ты – девочка!

Он произнес это так, словно Сэлли была какой-то мокрицей, обнаружившейся под камнем.

– Мы уже это поняли, – сказал я раздраженно. Ну и что с того, что она девочка? Она тут уже месяц и прекрасно держалась.

– На моем острове нет девчонок! – заорал Питер. Лицо у него покраснело. По-моему, я никогда еще не видел его в такой ярости. Губы его гневно кривились. – Никаких девчонок! Никогда! Никаких! От девчонок одни неприятности и их сюда не пускают. Ты меня обманула!

– Я о себе заботилась, – ответила Сэлли. – Девчонки в большей опасности, чем мальчишки, когда ночуют на улице. Я обрезала волосы, когда сбежала из дома, и жила, как мальчишка. Я вам всем нравилась, пока вы считали меня мальчишкой.

– Нет-нет-нет-нет! Тебе нельзя тут оставаться. Девчонок сюда не допускают, так что ты должна уйти!

– И куда она уйдет? – спросил я.

Я был удивлен его поведением. Он был словно малыш, закатывающий скандал. Я никогда его таким не видел. Никогда.

– Обратно в Другое Место! – крикнул Питер.

– Но, Питер, – сказал Грач, – никому не разрешается возвращаться в Другое Место. Ты сам так сказал. Это одно из твоих правил.

– Девчонок на этот остров не пускают! – завопил Питер. – И это тоже правило!

Меня будущий дом Сэлли не особо волновал: больше меня волновало то, будет ли у нее вообще будущее. Кровь из раны просочилась сквозь ткань, и я не мог понять, почему. Укол был совсем маленький, а мне не удавалось остановить кровь.

– Чарли, дай свою рубашку! – велел я.

Малыш снял рубашку, которую носил с того дня, как попал на остров. Я заставлял мальчишек хоть как-то простирывать одежду и мыться каждые несколько дней, иначе в дереве начинало невыносимо вонять. К счастью, день помывки был недавно, так что рубашку Чарли не успел сильно замызгать.

– Я сошью тебе новую, – пообещал я, разрывая рубашку на полосы.

– Из оленьей шкуры? – спросил Чарли. Тело у него было худенькое и бледное, хотя руки, шея и лицо сильно загорели на солнце. – Как твои штаны?

– Конечно, – подтвердил я, связывая полосы в длинную веревку.

– Кому, к черту, интересна твоя идиотская рубашка! – заорал Питер. – Она – девчонка, и я хочу, чтобы она убиралась вон. Вон, вон!

Нет ничего хуже криков, когда никто на тебя толком внимания не обращает. Грач, кажется, счел поведение Питера некрасивым: он попятился от него и встал на колени рядом с Чарли и со мной. Питер забегал по арене, несколько раз пнув труп Щипка и разбрасывая все, что попадалось.

Кивок сидел рядом с телом Тумана: держал брата за руку и плакал, не заботясь о том, что его видят.

В этот момент смерть Тумана стала для меня реальностью – такой, какой еще не была. Я никогда не видел Кивка плачущим. Мне хотелось позаботиться о нем – но сначала я должен был позаботиться о Сэл.

Я обмотал полосы ткани вокруг талии Сэлли, туго их стягивая, чтобы сдавить рану.