Читаем Потерянный рай полностью

Потерянный рай

Промолвив это, встал монарх и темПредотвратил все возраженья. МудроОн поступил: когда б он так не сделал,Возможно, что, узнав его решенье,Другие из вождей могли б своиУслуги предложить (наверно зная,Что их никак не примут), вызываясьНа то, чего страшилися сперва;Тогда они соперниками стали бЕму во мненьи многих, получивЦеной дешевой славу, для которойОн должен был так страшно рисковать.Они, однако, больше, чем попыткиОтважной этой, голоса боялись,Которым Вождь им это запретил.И вот они, с ним вместе, дружно встали,И грозный шум от этого вставаньяБыл грому отдаленному подобен.С благоговеньем низко перед нимОни склонились, чтя его, как Бога,Превознося, как Вышнего Небес;Не преминули также благодарностьИ удивленье выразить емуЗа то, что он для общего спасеньяСвоим решился благом пренебречь.Как видно, даже и у падших ДуховУгасла добродетель не совсем;Пусть это знают те дурные люди,Которые гордятся на ЗемлеСвершенными делами ради славыИль честолюбья, прикрывая толькоИх внешним блеском ложного усердья.Так кончился сомнительный советСил темных: восхищались несравненнымПо доблести вождем своим они.Так, если тучи мрачные, поднявшисьС высоких гор, в то время как заснулХолодный ветер северный, покроютСвод ясный неба и грозят земле,Закутанной во мрак, дождем иль снегом, —Вдруг к вечеру сияющее солнцеПроглянет между них косым лучом,И оживают тихие поляны,Вновь раздаются птичьи голоса,Мычат стада от радости и сноваПолны веселых звуков холм и дол.Стыдитесь, люди! С дьяволами ДьяволЖивет в согласье; только человек,Единственный из всех разумных тварей,Враждует вечно с прочими людьми,Хоть не лишен надежды он на милостьНебесную! Бог мир хранить велит,А люди вечно ненавистью пышут,Враждуют меж собой, ведут борьбу,Кровавые заводят вечно войны,Опустошают землю, чтоб друг другуВредить, хотя к согласью побудитьМогло б их то, что человек имеетВ Аду врагов довольно, чьи стремленьяИ день и ночь бедой ему грозят.Итак, совет Стигийский разошелся.Все преисподней главные князьяШли вместе, и меж них – их вождь великий.Он мог, казалось, быть один из всехСоперником Небес, в Аду ж являлсяОн грозным повелителем; великойОн окружен был пышностью и БогуСвоим величьем подражал; вокругТеснилась свита гордых Серафимов[43],Блистательных, в вооруженьи грозном.И вот они велят о результатеВеликого совета трубным звукомТоржественно везде оповестить;По направленью четырех всех ветровПоспешные четыре Херувима[44]Несутся, трубы приложив к устам,Герольды ж весть народу объясняют;По всей громадной бездне вдаль и вширьРазносится она, и, оглушая,Грохочет всюду одобренья крик.Им на душе как будто легче стало;Обманчивой утешены надеждой,Расходятся их полчища, и всеИдут своей особою дорогой,Куда кого наклонности ведут,Иль грустный выбор направляет, чтобыРассеять дум печальных вечный бегИ скоротать часы тоски невольной,Пока вернется их великий вождь.Одни в равнине бродят, а другиеПарят на крыльях в воздухе иль в быстрыйПустились бег, как в играх ОлимпийскихИль на полях Пифийских; третьи ловкоКоней смиряют гордых или мчатсяВ ристалище на пышных колесницах;Другие стали в грозный строй, бригадыОбразовав. Так, чтоб предостеречьЧрезмерно гордый город, посылаетСудьба на небе знаменье порой:Является войны виденье в тучах,Идут полки в нависших облаках,А перед ними рыцари несутсяВоздушные и копьями грозятДруг другу и, сшибаясь, легионыМешаются, и жаркий бой кипитОт края и до края небосвода.Иные, будто бешенством Тифена[45]Объятые, рвут горы и холмы,Иль в воздухе несутся шумным вихрем:Едва выносит бурю эту Ад.Так некогда Алкид[46], идя, увенчанПобедой, из Эхалии[47], наделОтравленный наряд и, мучим болью,Рвал сосны фессалийские с корнями,Лихаса же с вершины Эты в мореЭгейское швырнул. Другие, нравомСпокойнее и мягче, удалясь,В долине тихой сели, воспеваяПо-ангельски, при звуках многих арфСвои дела геройские и гореПаденья после битвы неудачной,И жалобно пеняли на Судьбу,Которая над доблестью свободнойСлучайности иль силе власть дает.Хоть песня та хвалой одностороннейПревозносила только их самих,Но дивною гармонией своею(Как может быть иначе, если ДухиБессмертные поют?) она весь АдК себе невольно привлекла: стесниласьВокруг толпа и слушала. ДругиеПриятною беседой утешались(Ведь красноречье – радость для ума,Как музыка – для чувства); холм избралиОни отдельный, чтоб отдаться тамВысоким мыслям: рассуждали важноО воле, о судьбе, о Провиденьи,Предвиденьи, об абсолютном знаньиИ о свободе воли, – без концаТеряясь в лабиринте философском.Судили там о Зле и о Добре,О счастье и о бедствии, о страсти,Бесстрастности, о славе и стыде;Все это было – тщетное лишь знанье,Пустого любомудрия обман,Но все же их очарованьем некимПленяло, помогая им забытьНа время боль и скорбную тревогу,Иль лживую надежду пробудитьИ укрепить терпением упорнымБольную грудь их, как тройною сталью.Другая часть, образовав отрядыИ партии, пустились смело в путь,Чтоб изучить весь этот мир печальный,Найти, быть может, климат, где бы легчеЖилось им. Разделилися ониПо четырем дорогам, в направленьиВсех четырех рек адских, чьи потокиВ пылающее озеро бегут,Туда струи печальные вливая.Вот имена тех рек: ужасный Стикс,Река смертельной ненависти вечной;Река печали мрачной – Ахерон;Коцит – всечасно жалобой и плачемТревожно оглашаемый; затемСвирепый, грозный Флегетон, чьи волныНеугасимым пламенем кипят;Вдали от них – река забвенья, Лета,Безмолвная и тихая, стремитсяИзвивами, как водный лабиринт;Кто выпьет из нее – сейчас забудет,Чем был он прежде, что он есть теперь,Печаль и радость, счастье и страданье.За этою рекою материкЛежит, холодный вечно, темный, дикий,Бичуемый без перерыва бурей,Несущею при страшном вихре град,Который здесь не тает, а, скопляясьВ громадных кучах, образует нечтоПодобное развалинам дворцаСтаринного; здесь лед и снег глубокийЛежат, как топь Сербонского болота[48]Меж Дамиатой и горою древней,Что Касием зовется, где не разБесчисленные полчища тонули.Суровый воздух здесь морозом жжет,И самый холод здесь огню подобен.Ужасные, как гарпии, когтямиВлекут, вцепившись, Фурии сюдаВ известный срок несчастных осужденных;От крайностей жестокой переменыТем горше боль, а крайность тем сильней.Чем более страшна другая крайность;Перенесен от пламенного ложаНа лед промерзший нежный их эфир.Окоченев, в столбы их превращаетНедвижные, и так они стоят,Прикреплены; по минованьи ж срокаИх Фурии ввергают вновь в огонь.И вот они вдоль русла Леты бродятТо здесь, то там, и скорбь их все растет;Они хотят, стараются напрасноДостать струи манящей их реки,Чтоб утолить, хоть каплею единой,В забвеньи сладком горе и тоску;Казалось бы, один лишь миг – так близокИм край реки; но не велит Судьба:Медуза и все страшные Горгоны[49]Тот край заветный строго стерегут,И самые струи бегут живогоПрикосновенья уст их, – так бежалаОт жаждущих уст Тантала[50] вода.Так бродит, пораженная смущеньем,Искателей отважная толпа,От ужаса невольного бледнея;В глазах испуг: теперь они лишь видят,Какой печальный жребий выпал им,И нет им ни утехи, ни покоя.Они проходят множество долинУгрюмых, мрачных, много стран печали,Чрез много гор высоких – то морозных,То пламенных, – чрез множество утесов,Пещер, болот, стремнин, ущелий, топей, —На всем лежит зловещей смерти тень;Вокруг – мир смерти, созданный проклятьемВсевышнего, – Зло, годное лишь Злу,Тот мир, где все живое умирает,Лишь смерть живет и где, извращена,Природа лишь чудовищ порождает —Одних лишь чудищ страшных, безобразных,Невыразимо гнусных – хуже всех,Что сочинили сказки или ужасКогда-либо внушил воображенью, —Горгон и Гидр[51] и яростных Химер[52].Меж тем, противник и людей и Бога,Летел на быстрых крыльях Сатана,Воспламененный мыслями о целиСвоей высокой; к Адовым вратамОн направлял полет свой одинокий.То вправо уклонялся он, то влево,То, крылья распластав, летел внизу,То ввысь взвивался к пламенному своду.Как издали, как будто в облакахПовисший, флот виднеется, плывущийНа парусах от берегов БенгальскихПри ветре равноденствия попутномИль с островов Терната и Тидора[53],Откуда много пряностей везутКупцы; как держат путь они торговыйЧрез море Эфиопское до КапскойСтраны и ночью к полюсу стремятся —Таким, паря вдали, казался Враг.И вот уж стены Ада показались —Высокая – до самой крыши страшной;Втройне тройные были в них врата —Три медных, три железных, три алмазныхОбъятых вкруг огнем, который их,Однако, не сжигает. Пред вратамиС той и другой сидело стороныПо страшному чудовищу; до чреслОдно из чудищ женщиной казалось,Притом красивой, – остальное ж телоГромадное покрыто чешуей,В извивах, как змея, тянулось, жалоСмертельное неся; вокруг нееПсов адских стая, лая непрерывно,Кружилась, страшно разевая пасти,Как Церберы[54], творя ужасный шум;Порою же они по произволуИль если им мешало что-нибудь,К ней заползали в чрево, там скрываясь,И продолжали лаять там и выть,Хотя незримы; далеко не столькоУжасны были псы свирепой Сциллы[55],Купавшейся в том море, что проходитПроливом меж Калабрией и берегомТринакрии[56] охрипшим; лучше ихТе псы, что мчатся за ночной колдуньей,Когда она, по тайному призыву,По воздуху летит, куда ееВлечет приятный запах детской крови,Чтоб с ведьмами лапландскими плясать,Заклятьем ясный месяц помрачая.Другой ужасный образ – если можноТакое слово применить к тому,Что не имеет образа, в чем трудноИль невозможно члены различить,Ни рук, ни ног не видно и все телоКакой-то тенью кажется неясной, —Сидел недвижно, сумрачный как ночь,Ужасен и свиреп, как десять Фурий,И грозный, как сам Ад, вооруженОгромным дротом. То, что головоюКазалось в нем, венчалося подобьемКороны царской. Сатана к немуПриблизился; чудовище, поднявшись,Пошло к нему громадными шагами,И от шагов тех содрогался Ад.Враг, не смутясь, смотрел и удивлялся,Что б это быть могло, – но не страшился:Ему ничто из всех созданий мираНе страшно было; все считать ничтожнымГотов он был; лишь Бог и Божий СынЕму могли быть страшны. И, с презреньемСмотря навстречу, так он начал речь:«Кто ты, ужасный образ нестерпимый,Что, хоть свиреп и грозен, смеешь ты,Противостав всем телом безобразным,Мне заграждать дорогу к тем вратам?Но я пройду чрез них – в том будь уверен —И позволенья у тебя проситьНе буду. Прочь с дороги иль безумьеРешись свое на деле испытатьИ научись тогда, отродье Ада,Вперед не спорить с силами Небес!»И в ярости ему ответил демон:«Так это ты, изменник-Ангел, ты,Который первый мир нарушил в НебеИ клятву преступил, дотоле святоХранимую, и, дерзко возмутясь,Увлек с собою треть сынов небесных,Чтоб против Вышнего восстать, за чтоТы и они, отпавшие от Бога,Осуждены здесь вечно дни своиВлачить в тоске и скорби беспредельной?И ты дерзаешь, обреченный Аду,Себя к Небесным Силам причислять?И смеешь ты презрительный свой вызовБросать тому, кто Царь и ВластелинМест этих? Да, скажу тебе прямее,Чтоб более еще тебя взбесить:Твой Царь и Властелин! Иди, лжец беглый.Иди назад, чтоб кару отбывать!Спеши, чтоб я бичами скорпионовМедлительность твою не подогнал,Спеши на крыльях – или этим дротомТебя я так ужасно поражу,Что ощутишь ты боль, какой не ведал!»Так говорил свирепый этот ужас;Произнося угрозы эти, онСтал в десять раз страшней и безобразней.С другой же стороны, негодованьемПылая, смело Сатана стоялИ весь горел, как яркая комета,Которая в полярных небесахВо всю длину сияет Офиуха[57]И сыплет с волосатого хвостаВойну и язву моровую. Оба,Копье друг другу в голову нацелив,Стоят, врага желая поразитьОдним ударом, грозны, как две тучи,Чреватые оружием Небес,Которые над Каспием сошлися:Стоят они лицом к лицу и медлят,Пока не даст сигнала ветер имСредь воздуха столкнуться мрачной встречей.Так мрачен вид был двух бойцов могучих,Что самый Ад еще мрачнее стал.Никто еще из них врага такогоНе видел; здесь свершились бы делаВеликие, и громкою молвоюО тех делах наполнился бы Ад,Когда б змееподобная колдунья,Которая у Адских врат сидела,Держа в руках ключ Ада роковой,Не бросилась меж ними с громким криком:«Отец, зачем рука твоя грозитЕдинственному сыну? Что за яростьТебя так страшно обуяла, сын,Что в голову отца копьем ты метишь?И для кого – ты знаешь? Для Того,Кто там вверху сидит и над тобоюСмеется! Возложил Он на тебяТяжелый труд, чтоб исполнял ты кары,Которые присудит гнев Его,Тот гнев, что справедливостью зовет Он,Тот самый страшный гнев, который васКогда-нибудь обоих уничтожит!»Сказала так – и адская чумаМгновенно отступила; Сатана жеК колдунье речь такую обратил:«Так странен был мне возглас твой, так странныСлова, что ты сейчас произнесла,Что вмиг моя рука остановиласьИ медлит показать тебе на делеНамеренья мои. Сперва хочу яЗнать, кто ты, образ двойственный, зовущийМеня отцом, хоть в первый раз тебяЯ вижу здесь, в долине этой адской,И почему ты говоришь, что этотУжасный призрак – сын мой? Я не знаюТебя; еще не видел я созданийСтоль отвратительных, как он и ты».Она же, сторож Ада, отвечала:«Как! Ты забыл меня? Иль столь дурнаТебе кажусь я ныне, чьей красоюТы в Небе восхищался? Помнишь, раз,В собрании могучих Серафимов,В отважный заговор вступивших противНебесного Царя, внезапной больюТы поражен был, взор затмился твой,И все в твоих глазах покрылось мраком,И столб огня из головы твоейВдруг вышел, и образовалось слеваБольшое в ней отверстие, откуда,Подобная по виду и осанкеТебе и столь же, как и ты, прекрасна,Небесная богиня появиласьВ вооруженьи полном? ИзумленьемОбъяты были воинства Небес;Они невольно отшатнулись в страхеИ нарекли тогда меня Грехом,За знаменье зловещее считая.Но постепенно стала я для нихПривычной, стала нравиться, и вскореИз тех, кто отвращались от меня,Большая часть была моей красоюПривлечена, и более всех – ты,Когда во мне свой образ совершенныйВсе более привык ты узнавать.И ты в меня влюбился, и со мноюИмел ты радость тайную, и вскореЯ от тебя во чреве понесла.Меж тем война настала; огласилисьСраженьями небесные поля.И победил (могло ли быть иначе?)В сраженьях тех наш всемогущий Враг,А мы разбиты были и бежалиСквозь эмпиреи. Наша рать стремглавВся сброшена была с высот небесныхВ ужаснейшую бездну – с ней и я.И в это время дан был ключ могучийМне в руки и приказано стеречьВрата, навеки запертые, чтобыНикто не мог открыть их без меня.В раздумье я сидела, но недолго:Во чреве, плод понесшем от тебяИ выросшем чрезмерно, я внезапноПочуяла чудесное движенье,И страшные в нем боли начались.И наконец, тот ненавистный отпрыск,Который здесь стоит перед тобой,Твое рожденье, с яростным усильемПуть проложил сквозь внутренность моюИ разорвал ее с ужасным страхомИ болью для меня; чрез это былоМое все тело в нижней половинеИскажено. Рожденный мною врагПошел, всеразрушающим махаяКопьем своим. Воскликнув громко: «Смерть!» —Пустилась я бежать. Весь Ад кромешныйПри имени том страшном содрогнулся,И громко он вздохнул из всех пещер,И слово «смерть» откликнулось во вздохах.Бежала я, а он бежал за мной,Как кажется, скорей пылая страстью,Чем яростью; проворнее меня,Испуганную мать свою догнал он,И вот в объятьи гнусном и насильномСо мной он эту свору породилЧудовищ, вечно воющих, чьи крикиМеня бессменно окружают здесь;Как сам ты видеть мог, я ежечасноИх зачинаю, ежечасно такжеРождаю их: когда они хотят,В родившее их чрево снова входятИ жрут там с воем внутренность мою,Которая им пищу доставляет;Затем, наружу вырвавшись опять,Сознательным меня терзают страхом:Нет отдыха, покоя нет от них!Напротив Смерть сидит, в меня вперяяСвой леденящий взор, – мой сын и враг,Который, не найдя иной добычи,Меня сейчас пожрал бы, мать свою,Когда б не знал он, что конец мой будетЕго концом, что горьким я кускомПридусь ему – ужасною отравой:Так повелела вечная Судьба.Тебя ж, отец, я предостерегаю:Беги его смертельного копьяИ не надейся быть неуязвимымВ доспехах ярко блещущих твоих,Хотя б они небесной были ткани:Удар смертельный всех погубит, кромеЕдиного, Кто там, вверху, царит».Она умолкла. Сразу Враг лукавыйСообразил, что может он извлечьИз слов ее. И вот, придав тон мягкийСловам своим, он кротко отвечал:«Дочь милая, коль скоро ты считаешьМеня своим отцом и говоришь,Что это – сын прекрасный мой, залогомЯвившийся тех радостей и уз,Которые имел с тобой я в Небе,Тогда столь сладких, о которых грустноНам вспоминать с тех пор, как нас постиглаНежданно эта злая перемена, —Узнай: я не пришел сюда как враг:Иду я лишь, чтоб принести свободуОт этой тьмы, от этих мрачных стен,От этих мук – тебе, ему и прочимНебесным Силам, тем, кто, защищаяЗаконные права свои, со мнойС высот небесных пали. Этот розыскЕдинственный мне ими поручен;Один за всех я вызвался чрез пропастьБездонную, без спутников, пройтиИ, миновав громадную пустыню,Искать того предсказанного места,Где, как все знаки сходятся, теперьМир новый создал, круглый и обширный,В соседстве Неба; тот блаженный мирВ себе созданий-выскочек лелеет,Которые, быть может, вместо насСотворены, – хоть от Небес подальше,Чтоб в Небесах могучая толпаЧрезмерно не размножилась бы сноваИ не возник бы новый там мятеж.Насколько эти вести справедливыИ нет ли новых тайн еще, узнатьЯ тороплюсь; узнав, вернусь немедляИ приведу тебя и Смерть в тот мир,В котором заживете вы спокойно,Невидимо там в воздухе паря,Проникнутом бальзамом ароматов;Там будете питаться вы обильно,Без меры; вам добычей будет все!»Он замолчал; они ж, казалось, былиДовольны речью чрезвычайно; СмертьОсклабилась улыбкою ужасной,Услышав, что свой голод утолит,И за свое порадовалась чрево,Которому увидеть предстоялоТот час счастливый; злая Смерти матьБыла довольна также и сказала:«Мне ключ от этой адской бездны данПо воле всемогущего ВладыкиНебесного; алмазные вратаЗапрещено мне открывать; на стражеС копьем своим стоит здесь крепко СмертьИ не страшится никого: не можетНикто живущий ей противостать.Но для чего мне исполнять веленья,Того, чью ненависть ко мне я знаю,Которым я низвергнута позорноСюда, в глубокий, мрачный этот Тартар,Чтоб службу ненавистную нести?Я, небожитель, порожденье Неба,Должна здесь в вечной скорби изнывать,Средь ужасов и воплей непрестанныхДетей моих, что недра жрут мои!Ты мой отец, ты мой творец единый,Обязана тебе я бытием!Кому ж, как не тебе, повиноваться?За кем идти мне, как не за тобой?Меня ты скоро выведешь отсюдаВ тот новый мир, ко свету и блаженству;Там буду я опять среди боговВ отраде жить, там буду одеснуюТебя, отец, царить в довольстве полном,Как дочь твоя любимая, вовек!»Слова промолвив эти, ключ проклятый,Орудье наших бед, она взялаИ поползла, крутя свой хвост громадный,К вратам и с силой быстро поднялаРешетку вверх, висевшую пред ними,Которой не могли бы без нееСтигийские все силы сдвинуть с места.Затем в замочной скважине онаВращает ключ запутанный и сложный, —И сразу все запоры и засовы,Железные и каменные массыСвободно раздвигаются. И вмигС ужасной силой и жестоким скрипомРаскрылись настежь адовы врата,И гром такой произвело вращеньеИх на петлях, что задрожал Эреб[58]До глубины. Итак, она открылаВрата, но силы не было у ней,Чтоб их закрыть: они так и осталисьРаскрытыми, и вход был так широк,Что чрез него пройти могло бы войско,Свои знамена пышно распустив,С конями, колесницами, свободноСтрой развернув. Зиял их страшный зев,Подобно горну, черный дым и пламяСтолбом зловещим красным изрыгая.И вот открылись сразу перед нейВсе тайны древней бездны океанаБезмерного, без света, без пределов,Где высота, длина, и ширина,И время, и пространство – не у места,Где древняя лишь Ночь и с ней Хаос[59],Как предки стародавние природы,Анархию поддерживают вечно,Где распри бесконечные шумятИ вечное царит во всем смятенье.Жар, холод, сухость, сырость – все четыреОтважные борца за власть здесь спорят,Неся свои все атомы в борьбу,Которые, по партиям сбираясь,По племенам своим распределись,Легко вооруженные иль в латах,То острые, то нежные, то быстры,То медленны, – кишат там без числа,Подобные песчинкам жаркой почвыКирены или Барки[60], поднимаясьВ порывах вихрей, в вечной их борьбеИ опираясь легкими крыламиНа них; к которой партии примкнетИх больше, та и победит; решаетИх спор Хаос, решением своимЛишь подданных запутывая распрю;А рядом с ним судья верховный, Случай,Там царствует над всем. У этой бездны,В которой нет ни берегов, ни моря,Ни пламени, ни воздуха, где всеПервичные смешались элементыИ вечно там враждуют меж собой,Пока Творец всесильный не захочетВнести порядок в темные их массы,Чтоб новые миры из них создать, —У этой дикой бездны размышляя,Стоял при входе в Ад великий Враг,смотрел вперед и думал: предстоялоЕму не узкий переплыть пролив!Он оглушен был также страшным шумом,Подобным (если малое возможноСравнить с великим) грохоту, когдаБеллона[61] все осадные орудьяВ ход пустит, чтоб столицу разорить;Тот грохот быль не менее, чем если бСо всех сторон упал небесный сводИ ось Земли стихии повернули бВ борьбе своей. Однако ж наконецСвои он смело расправляет крылья,Как паруса, пускается вперед,Взвивается на восходящем дымеИ быстро отдаляется от дна.Так много миль восходит он отважно,Как бы хребет туч черных оседлав;Но вдруг теряет эту он опоруИ пустоту встречает под собой;Напрасно бьет он крыльями: нежданноОн падает отвесно в глубинуНа тысячу локтей, и по сегодняОн продолжал бы падать, может быть,Когда б, к несчастью, вдруг толчком могучимКаких-то возмущенных облаков,Селитрою и пламенем чреватых,Он не вознесся вновь на много миль.Так первой избежав беды, внезапноТут погрузился в мокрый он песок;Под ним ни море, ни земля; с усильемОн движется вперед – то на ногах,То на крылах; весло ему и парусТеперь равно орудья. Так спешитЧерез пустыню Гриф[62], бегом иль такжеНа крыльях, чрез болота и холмы,Преследуя упорно Аримаспа[63],Укравшего хранимое им злато.С таким упорством держит путь и ВрагСквозь топь, чрез крутизну, через теснины,Сквозь чащу, чрез пустыни, через камни,Работая ногами и руками,И крыльями, и головой – плывя,Бродя, шагая, ползая, взвиваясьНа крыльях. Наконец он слышит шум,Несущийся из мрака, оглушаяСмешеньем всевозможных голосов;К нему он путь бесстрашно направляетВ надежде, что найдет он Силу тамИль Духа этой бездны бесконечной,Живущего, быть может, в этом шуме,И спросит у него, где путь ближайшийВедет к границам света. Вдруг пред нимХаоса трон является в палатке,Раскинутой над бездною глубокой;С ним восседает траурная Ночь,Старейшее из всех созданий в мире,Делящая с ним царство; подле нихСидят Аид и Оркус[64]; рядом – имяДемогоргона[65] страшное, затемМолва и Случай, Смута и Смятенье,Раздор и силы прочие, – все спорятНа тысячу различных голосов.К ним обратясь отважно, СатанаСказал: «О Силы, Духи этой бездны,Хаос и ты, Ночь древняя! ПришелЯ к вам не как презренный соглядатай,Не с тем, чтоб планы ваши узнаватьИль нарушать владений ваших тайны, —В пустыне этой мрачной я брожуЛишь по необходимости; сквозь вашуОбширную страну стремлюся к свету,Один, без руководства, в ней теряясь!Ищу я, где граничит этот мракС пределами Небес; пришел я с цельюУзнать то место, что от вас недавноОтторгнул Царь эфира для Себя;Туда лежит мой путь, туда направьтеМеня! За ту услугу принесуНемалое я вам вознагражденье.Изгнавши узурпатора, я область,Утраченную вами, возвращуПод вашу власть, во мрак первоначальный,В котором сам я нахожусь, и вновьТам водрузится знамя древней Ночи.Вся выгода для вас, а мне – лишь месть».Так молвил Враг. Ему ответил старый,С запутанною речью, с искаженнымЛицом, Анарх[66]: «Тебя я знаю, странник;Ты – тот могучий Ангелов глава,Которым был мятеж недавно поднятПротиву Повелителя Небес;Ты побежден был; видел я и слышалВсе это: не могло такое войскоГромадное без шума пробежатьЧрез эту бездну страшную; крушеньеУжасное постигло вас, разгромНеслыханный вас поразил смятеньем;Разверзлись небесные врата,И следом победителей мильоныЗа вами мчались. Я сижу здесь тихоВ своих границах, чтобы сохранитьНемногое, что защищать осталось;И так уже междоусобья вашиНам принесли ущерб, власть древней НочиПоколебалась сильно: был отторгнутСначала Ад, чтоб вашей быть тюрьмой,Заняв внизу огромное пространство;Теперь недавно Небо и Земля —Мир новый, над моим висящий царствомНа цепи золотой, с той стороныНебес, откуда ваши легионыНизверглись. Если ты идешь туда,Путь недалек, но тем опасность ближе.Иди ж скорей: крушенье, разоренье,Грабеж, несчастье – выгода моя».Он замолчал. Немедля, без ответа,Пустился в путь дальнейший Сатана,Обрадован, что берег он увидитВ широком море странствий наконец.Со свежей, новой бодростью и силойОн, пирамиде огненной подобно,Вознесся ввысь, в широкое пространство,Сквозь вечный спор враждующих стихий,Меж ними путь свой смело пролагая.Опасностей и трудностей он большеЗдесь претерпел, чем Арго[67], проходяБосфор меж двух сходящихся утесов,Иль Одиссей, когда он на обломкахОт корабля, Харибды избегая,Свой правил путь в другой водоворот.Так с беспокойством и трудом прошел онСвой путь, – теперь с трудом и беспокойством,Но с той поры, как он его прошел,Свершилося паденье человека, —И как переменился этот путь!Здесь Грех и Смерть (по попущенью Неба),Идя отважно по следам Врага,Построили широкую дорогу,Мощенную над этой бездной мрака,И пропасть та кипящая неслаПокорно мост длины неимовернойОт Ада вплоть до крайнего пределаЗемного мира бренного; тот путьЛегко отпадших духов сообщаетС землей, чтоб искушать они моглиИли карать всех грешных смертных, кромеЛишь тех, кого, по милости особой,Хранят Господь иль Ангелы добра.Вот наконец священное влияньеСвое являет животворный свет;Со стен небесных в недра темной НочиЗаря, мерцая, шлет свои лучи.Здесь – крайние пределы, до которыхСвой жезл Природа простирает; здесьХаос слабеет, – от ее преддверьяУходит он, как побежденный враг:Здесь менее шумит он и бушует.Здесь Сатана спокойней, облегченный,Плывет в волнах, чья зыбь теперь слабей,Сквозь полумрак; он кораблю подобен,В жестокой буре бившемуся долго,Который путь с отрадой держит в порт,Хоть растеряв изорванные снасти.В пустом пространстве, воздуху подобном,Он держится на распростертых крыльяхИ может уж отсюда созерцатьВдали всю ширь небесных эмпиреев —Квадратную или круглую – неясныИх очертанья; башни из опаловОн видит, видит крепости Небес,Живым сапфиром блещущие; былиОни когда-то родиной его!..А подле виден новый мир, висящийНа цепи золотой величинойКак звездочка малейшего размера,И месяц также виден рядом с ним.Сюда, неся всю тяжесть злобной мести,Проклятый, он в проклятый час спешит.

Перейти на страницу: