Я, было, тоже приободрился, но вспомнил, что сказали врачи. Скорее всего, я умру, а если не умру — то на всю жизнь останусь парализованным, да к тому же без одной лапы. Зачем мне такая жизнь? Зачем я буду нужен такой Нику? Да и себе тоже?
Но я всё же заставил выдавить из себя лёгкую улыбку, чтобы не было видно беззубой пасти, дабы не расстраивать Ника своим пессимизмом. Да это даже не пессимизмом, а реализм, но это во мне говорит пессимизм.
Блин. Сам не понял, что сказал, но неважно.
В общем, этот день прошёл не плохо. В общем, первый день прошёл нормально, на дальше начался полный ад и треш. Уже на второй день я проснулся с ужасной ломкой. Меня всего трясло, шла пена изо рта, мучала ужасная боль. Я пытался встать, но, к счастью, Ник ночевал в моей палате, поэтому он держал меня. Но я брыкался и вырывался, как мог. Мне было так плохо, что я кричал. Я кричал столь пронзительно, что на мой крик сбежался весь персонал, так что через пару минут я уже лежал, прикованный наручниками к койке. Я пытался вырваться, но тщетно, поэтому заорал ещё пуще, сквозь слёзы и всхлипы. Мне казалось, что под моей кожей ползают жуки, и тому подобная хрень. Мне казалось, что если я сейчас не приму крэка — то умру. И попаду в ад. Хотя я уже в аду по ощущениям.
Я не умолкал до тех пор, пока у меня совсем не осталось сил. Я просто валялся в кровати, скованный по лапам, и что-то невнятно стонал. Ник же пытался меня как-то успокоить, гладя меня по головке и то и дело говоря.
-Успокойся, всё хорошо. Потерпи немножко, скоро пройдёт. Всё устаканится.
Но я не слушал его. Мне было очень, очень плохо. Мне требовался крэк.
И так продолжалось все дни. Я не мог ни кушать, ни нормально спать. Если я пытался проглотить хоть кусочек пищи, то через пару секунд выблёвывал всё обратно, заблёвывая себя и захлёбываясь в рвотных массах. Спать я тоже не мог. Я лишь погружался в бред. Мне мерещились всякие ужасы, или просто бред, будто у меня жар, только в тысячи раз сильнее.
Ник не отходил от меня ни на шаг в надежде на то, что мне полегчает или его присутствие как-то облегчит мои страдания. Но я почти не обращал на него внимания. Слишком уж мне было больно, слишком уж я погряз в своих галлюцинациях. Хотя, должен признать, он старался. Он правда старался, так как почти не спал, а лишь стоял около моей кровати. Я не знаю, сколько дней это продолжалось. Может месяц, может десять дней, может двадцать, может день…но мне это казалось вечностью. Во время приступов время тянулось так долго, что я не мог понять, как долго это длилось. По ощущениям — ужасно, ужасно долго. Невозможно долго.
Конец.
В один (не)прекрасный день ломки вдруг прекратились. Я просто проснулся, и…и всё. Но было слишком поздно. Силы окончательно покинули меня. Как и Ник. Как и все.
Ника не было в палате. Наверное, я ему уже надоел со своими ломками, и он тихонько свалил ночью.
Но нет. Не успел я осознать это, как он вошёл. Я рефлекторно повернул голову. Теперь это было не больно. У меня теперь вообще ничего не болело. Боль ушла.
В руках у него был…мой дневник. Он читал его.
Но, завидев, что я не сплю, он тут же закрыл его и запихал в карман джинс.
-Синклер? С тобой всё в порядке? — Спросил он удивлённо.
Я хотел было открыть пасть, но сил не было даже на это. За эти дни я ослаб так, что не мог даже нормально говорить. Но я всё же попытался.
-Сколько дней прошло? — Промямлил я еле слышным шёпотом.
-Что? — Спросил Ник, нагнувшись ко мне.
-Сколько…дней… — Повторил я.
-С тобой это продолжалось…двенадцать дней. Это было ужасно, но ты справился. Мы справились! И мы будем бороться дальше. Мы не сдадимся.
Всё, что он говорил, слышалось как-то приглушённо.
Он помолчал, и через некоторое время продолжил.
-Я знаю, что не должен был читать твой дневник, но…э-это правда? В смысле, ты меня…любил всё это время?
-Я до сих пор тебя люблю, Никки. И мне…и мне жаль, что я сказал тебе это только сейчас.
Ник заглянул мне в глаза. Наши носы были на очень близком расстоянии и чуть ли не соприкасались. Впервые я не мог точно сказать, какие эмоции выражали его глаза.
Вдруг я заметил, что глаза у него, как и во сне, были шоколадного цвета, а вся его шерсть тёмная, как ночь. Я снова смог увидеть цвета!
Наконец, волчонок нагнулся поближе и чмокнул меня в носик, куда-то в район переносицы.
Впервые в моей жизни Ник поцеловал меня не во снах.
Я невольно улыбнулся. Я почувствовал себя счастливым, впервые за долгое время. По-настоящему счастливым. Но вместе с тем было довольно печально, что я не мог поцеловать его в ответ. И всё же судьба та ещё сука. Наконец я смог признаться ему в любви, но даже не мог поцеловать его в ответ, или просто обнять.
Но мне и этого хватит.
Вдруг Ник упал на колени и положил свою голову на мой живот.
-Прости меня за то, что так долго был слеп к твоим чувствам. — Сказал он, всхлипнув. — Я не должен был так с тобой обращаться…
Ник плачет. Похоже, ему было правда стыдно. Неужели он на самом деле меня любит?