Потерянный родственник

– Здравствуйте, – сказал он. – Моя фамилия Гуров. А вы, насколько я понимаю, Вика Тягунова, верно?

Женщина почти не удивилась – лишь чуть-чуть приподняла левую бровь, отчего лицо ее сделалось еще более привлекательным.

– Я самая, – с иронией в голосе ответила она. – Значит, вас не хлеб интересует? Обидно. Сегодня у нас совсем не идет торговля.

– Ничего, сейчас мы обязательно у вас что-нибудь купим! – заявил, выворачиваясь из-за спины Гурова, Крячко. – Дайте нам что-нибудь большое, мягкое и с начинкой! У вас пироги есть?

– Пирогов у нас нет, – мягко ответила женщина. – В самом начале мы пытались расширить ассортимент, но дело не пошло. Район, что ли, такой…

– Да бог с ними, с пирогами! – великодушно сказал Крячко. – Бывают моменты, когда и черный хлеб пирогом покажется. Особенно если берешь его из рук очаровательной женщины… Вот это у вас что там – калач? Отлично, беру! Но только из ваших рук!

Судя по всему, Стасу хозяйка тоже понравилась. На его грубоватом лице появилась сладкая и многозначительная улыбка, от которой Гурова слегка тошнило, но женщине эта улыбка явно пришлась по душе.

– А из чьих же еще? – кокетливо сказала она, грациозно поворачиваясь и снимая с полки калач. – Здесь больше никого и нет.

– Да, пустовато у вас в магазине, – вставил Гуров, оглядывая небольшое помещение. – Всегда у вас так?

– Ну что вы! – сказала Тягунова. – Просто дело к вечеру. Все, кому надо было, запаслись уже.

Отвечая, она продолжала обмениваться улыбками с Крячко, и они оба не заметили, как за спиной хозяйки из подсобного помещения вышел мужчина в фартуке, надетом поверх обычной одежды. Навалившись плечом на косяк, он неодобрительно наблюдал за тем, что происходит у прилавка.

У него было резко очерченное лицо с твердыми скулами, мрачные глаза и черные густые волосы, курчавые и коротко постриженные. Гуров заметил его первым и сразу же обратил внимание на ту необычную неприязнь, с которой мужчина разглядывал покупателей. Чувствовалось, что он едва сдерживается, чтобы не вмешаться в диалог. Наверное, это был сам Тягунов.

Крячко взял хлеб и бережно прижал его к груди.

– Этот калач даже и есть неудобно, – заявил он хозяйке. – Пожалуй, я лучше поставлю его в красный угол, буду смотреть на него время от времени и вспоминать о вас…

– Да мне-то что? – засмеялась женщина. – Хоть на крышу ставьте, если вам нравится. Мое дело продать…

– Ты еще на голову его себе поставь! – вдруг донеслось из-за стеллажей с хлебом, и мужчина, у которого, видимо, кончилось терпение, выступил из полумрака. – Поставь на голову и ходи как клоун!

На лице у него, можно сказать, бушевал ураган. Он сверлил Крячко таким огненным взглядом, что Гурову показалось, будто в воздухе ощущается легкое потепление. Он поспешил вмешаться, пока страсти не накалились по-настоящему.

– Вы зря сердитесь, – сказал он человеку в фартуке. – Мой товарищ не имел в виду ничего плохого – у него просто такая манера разговаривать.

– А ты не разговаривай, – злорадно посоветовал мужчина. – Купил, что надо, и вали!

– Ну, это совсем не продуктивный подход! – огорченно заметил Крячко. – С таким подходом можно всю клиентуру растерять. Купил, и вали! Это просто социалистическая торговля какая-то! Тут, Борис, ты не прав!

– Какой я тебе Борис? – возмутился мужчина.

– Да это так говорится, – невозмутимо ответил Крячко. – Крылатые слова. Неужели не помните?

– Ты нарываешься, что ли? – тихо спросил человек в фартуке, терпение которого уже истощилось.

Женщина обеспокоенно взяла его за рукав и тихо, но негодующе сказала:

– Ну что ты, Ваня, в самом деле? Перестань! Неудобно!..

Ваня резко вырвал свою руку.

– А ты вообще помалкивай! – огрызнулся он. – Будто я не вижу, что ты всем подряд глазки строишь! Ох, доведешь ты меня! – Он налег грудью на прилавок и чуть ли не вплотную приблизил свое лицо к лицу Крячко. – А тебя, дорогой, по-хорошему прошу – забирай свою булку и уходи от греха подальше, не испытывай меня. Я только с виду такой добрый, но когда меня заводят…

– Никто вас не заводит, Тягунов! – уже совсем другим, суровым и требовательным, тоном оборвал его Гуров. – Вы сами себя заводите. Не умеете держать себя в руках – займитесь каким-нибудь другим делом, где не нужно общаться с людьми. Я вам честно скажу – будь моя воля, я таким, как вы, категорически запретил бы заниматься торговлей. Не ваше это занятие.

– Ни хрена себе! – почти весело проговорил Тягунов. – Он меня еще и учить жить будет! Вы вообще что за птицы?

– Вот что мы за птицы, – сказал Гуров, вынимая из кармана удостоверение. – Теперь довольны? Похоже, к вам без красных корочек в магазин и заходить не стоит?

Тягунов, несмотря на свой скверный характер и ярко выраженную ревность, был растерян. Он сразу же заметно сник и потерял желание разговаривать. Теперь он молча и настороженно смотрел на Гурова и Крячко, будто ожидая немедленных карательных санкций. Зато его супруга резко оживилась. Побледнев, она бросилась к прилавку и, заискивающе глядя Гурову в глаза, затараторила: