Потерянный взвод

Каждый понимал, что шум двигателей был слышен на многие сотни метров, и если душманы остались на пятачке или где-то поблизости от дороги, им ничего не стоило устроить нам кровавую бойню, скорую и беспощадную. Мы шли на предельно возможной скорости, три тени с урчанием ползли среди молчаливо выжидающих гор; водители, распаренные и взвинченные до предела, выжимали из своих машин все возможное, остальные же, крепко уцепившись за сиденья, скобы, выступы, терпеливо ждали конца пути.

Я сидел на бэтээре, теплый встречный воздух шел от неостывших скал; я скинул пропотевший шлемофон и подставил голову под ветер. Это было единственным приятным ощущением за весь сегодняшний день. Я думал об опасностях, ожидающих нас впереди. Эти мысли были неприятны, как ледяная струйка, текущая за шиворот. Когда машина проносилась по самому краешку пропасти, у меня замирало сердце. Естественно, я не показывал тревоги.

Я глянул на Калиту, голова которого торчала из люка и качалась там, как мячик на волне. Сержант тоже покосился на меня, и я спросил:

– Все в порядке?

– Все в порядке…

К одиннадцати вечера мы добрались до «чертовой полочки». Горелый спрыгнул с машины, за ним – я, Калита и Овчаров.

– Шельма, вперед! – тихо приказал Калита, и собака, поскуливая, шмыгнула из люка, покачнулась на нетвердых лапах, встряхнулась всем телом, будто только что вылезла из воды. – Вперед, Шельма! Ищи.

Поводок натянулся, и сержант пошел за собакой. Следом осторожно двинулся расчет. Я взял себе правую сторону. Горелый остался позади.

– Если найдете – зовите… – бросил он вдогонку.

Мы начали все сначала.

– Кажется, есть, – послышался хриплый голос Калиты.

Шельма волновалась, скулила: почуяла взрывчатку. Умная собака – большое дело. Был у нас бестолковый пес: найдет мину и начинает рыть. Инициативный. Подорвался вскоре.

В темноте Калита и собака еле различимы. Я иду к ним.

– Осторожнее, товарищ лейтенант. Здесь…

– Хорошо… Двигайтесь дальше. Я тут сам разберусь.

Опускаюсь на корточки, чувствую, как учащается дыхание, колотится сердце и потеют ладони. Температура моего тела повышается на несколько градусов, а весу в конце концов теряю столько же, сколько весит мина.

– Егор! – зову громким шепотом. – Овчарова ко мне. Батарейки сели.

Появляется Овчаров, он шумно сопит, каска закрывает ему пол-лица. Теперь он займет место умершего от ран Усманова – солдата по кличке Самолет.

– Становись сюда – и ни с места. А то взлетим. Давай одеяло.

Овчаров старательно держит разукрашенное восточным орнаментом одеяло, и за этим экраном я включаю фонарик, кладу его на землю. Не очень надежная маскировка, но другого не придумаешь.

В желтом пятне света пыль почти белая, она покрывает мои руки, расползается под лезвием ножа. Овчаров уже не сопит, и я благодарен ему. Наверное, все, что я сейчас делаю, вызывает у него священное благоговение. Неожиданно проглядывает кусок бледного целлофана. Я откладываю нож, говорю бойцу «стой тихо» и еще осторожней расчищаю пыль. Одеяло слегка подрагивает. Под целлофаном две деревянные дощечки, похожие на паркетины. Мне кажется, что сейчас даже пыль может вспыхнуть, как порох. Проводки. Двумя пальцами аккуратно приподнимаю «паркетинки». Между ними пружинка и два болта с проводками. Все ясно… Каменный век. Для «Мурзилки». Проводки тонкие, ведут к камням. Я расчищаю бороздку, за мной тенью, как тореадор, ступает Овчаров. Странная игра захватила и его, игра, в которой не защитишься куском ткани. Я расчищаю землю вокруг камней, проклинаю затупившийся нож. Но лопаткой работать не люблю. Не ювелирно.

Наконец обнаруживаю, что искал. Грязный серый мешок. В какие-то мгновения я действую почти автоматически. Сердце клокочет, не хватает воздуха. В голове волчком вертится одно и то же: «Все ясно. Все ясно…» С трудом раздираю мешок. Внутри – взрывчатка с термитом. Подрывать на месте нельзя: дорога. Набираю полные ладони – и вниз, в пропасть. Выбросил полмешка. От рук исходит чуть слышный запах тротила.

– Давай «кошку». Этого хватит…

Выключаю фонарь, сажусь на камень, жду. Сил нет даже для того, чтобы отчитать бойца за то, что не захватил «кошку» сразу.

Овчаров возвращается вместе с командиром.

– Что у тебя?

– Фугас. Как раз под днищем бы рвануло.

Он осматривает деревянные дощечки, протягивает их Овчарову:

– Забери, пригодятся.

Я поддакиваю: «угу». У нас в роте общими усилиями собран небольшой музей всякого вида мин, взрывателей, «сюрпризов», ловушек, замыкателей, систем фугасов.

Мы отходим, залегаем в колею. Ротный далеко впереди.

– На, тащи, только не нервно.

Овчаров тянет веревку. Тихо.

Рассыпанная взрывчатка, драный мешок. Осматриваю детонатор. Овчаров подсвечивает. Сбоку – иероглифы: китайское производство.

И вдруг меня словно ледяным душем обдает. Я шумно выдыхаю, чувствуя, как ползут по спине и по лицу крупные капли.

– Что с вами, товарищ старший лейтенант?

– Черт, совершенно не помню, как резал проводки: по одному или сразу!

– Если бы сразу, то… взорвались? – лепечет Овчаров.

– Догадлив…