– Ну, ты скажи, вот второй раз, последний, переговоры были. Вы какую пропасть тогда прошли – первую или вторую?
– Первую, конечно… Вторую мы уже утром, на следующий день…
– Пошли со мной к следователю! – решительно выпалил Прохоров.
– Да я весь в цементной пыли!
– Потом отряхнешься…
Следователя нашли только через час. Он сидел в курилке и читал газету.
– У вас есть карта ущелья? – запыхавшись, спросил Прохоров.
– А что случилось?
– Автомат нашелся! – невпопад ответил Прохоров.
– Поздравляю… – Старший лейтенант вскинул брови. – А карта зачем? Чтобы показать, где нашли?
– Уточнить кое-что надо.
Втроем вошли в кабинет, следователь открыл сейф, достал карту.
– Вот наш маршрут, – стал показывать Прохоров. – Здесь десантировались. Где-то здесь была первая радиосвязь комбата. А вот тут, сразу после пропасти – второй выход на связь. Так, Кирьязов?
– Да. Первую пропасть мы одолели к вечеру. Я с радиостанцией был. А вторую пропасть мы уже утром прошли… – пояснил он.
– Вы понимаете, товарищ старший лейтенант, что комбат обманул! – возбужденно продолжил Прохоров. – Он сильно отстал от нас, рота ведь застряла на первой трещине. Он обманул Боева. А Боев никогда бы не решился зайти так далеко.
– А, черт! – еле слышно выругался следователь. – Так, значит, он мне голову морочил…
– Знали бы вы, как он хотел меня подкупить, – устало выговорил Степан.
– А что ж не сказали?
– Свидетелей не было, к сожалению.
– Ясно. Ну, ладно. Ладно… Это все меняет дело. – Он криво усмехнулся, вздохнул. Помолчал, потом спросил:
– Теперь домой?
Они распрощались, и вместе с Кирьязовым Степан вышел на улицу. Там он сказал:
– Осталось немного…
Наутро Прохорова провожали на аэродром. Замполит сказал бодрую речь, но Прохоров почти не слушал его, смотрел в лица товарищей. Привычно сутулился Кирьязов. Рядом – Мамедов… Жесткий разрез глаз. Непроницаем. Но нет, почувствовал взгляд Прохорова, улыбнулся, кивнул… Рыхловатый, не отутюженный еще ветрами Ковбаса… Они оставались – он уезжал, они завидовали, чертовски завидовали ему – а он колебался, боролся с чувствами, знал, что не сможет выбросить из памяти и сердца эти кровавые рассветы, горькую, как полынник, тоску, взвод, который в цинках вернули на родину, но который по сути навсегда остался здесь, в черных горах, под равнодушным лазоревым небом. Не мог поверить, что отвернется – и навсегда исчезнут за спиной выгоревшие палатки, модули – подслеповатые прямоугольные коробки, забор из колючей проволоки, а сразу за ним – затаившиеся минные поля. И люди на одно лицо: усталые, улыбчивые, сосредоточенные. Они забегают вперед, идут рядом непривычно нестройной толпой.
Прохоров безотчетно убыстрял шаг, он желал ускорить тягостные минуты.
Ребята подстраивались под его шаг, догоняли. У кромки аэродрома он остановился.
– Степа, – подошел Кирьязов, положил руку ему на плечо, – мы тут слышали, лажа случилась. Возьми вот от нас. – Он протянул туго набитый целлофановый пакет.
– Да что вы, ребята, – смутился Прохоров, отыскал в толпе лицо Ковбасы. Тот сиял. Кирьязов молча взял чемодан Степана, открыл его и положил туда пакет.
Степан глубоко вздохнул. Афганский воздух был горячим. Он обнялся с каждым, бросил прощальный взгляд на дальние горы, подхватил чемодан и, уже не оборачиваясь, не стыдясь нахлынувших слез, побежал к самолету.
Потом земля ушла из-под колес, в иллюминаторы плеснуло небесной синевой, лайнер дал крен и взял курс на север. Прохоров утопал в кресле, вспоминал, как летел в тяжелом «Иле» в Афганистан, как мрачное оцепенение охватило его тогда и как поразила одна-единственная мысль: «Ведь кто-то из нашей команды не вернется назад».
Ташкент дохнул на него счастьем. Пошатываясь и не чувствуя ног, Прохоров сошел по трапу. Горячий пыльный воздух был здесь совсем другим, и небо было другим. Он чувствовал в себе неожиданное обновление, будто каждая клеточка его тела получила заряд эликсира молодости и здоровья. Оставалось пройти таможню. Прохоров стал в длинную, но вовсе не скучную, а возбужденную и нетерпеливую очередь. Всех прибывших сразу заперли в железный ангар и по двое впускали за дверь. Таможенник привычно спросил про оружие, наркотики, порнографию, равнодушно осмотрел полупустой чемодан Прохорова, перелистал его книги, увидел две китайские авторучки.
– Две нельзя. Можно только одну, – строго заметил он.
– Забирайте, – буркнул Прохоров, а про себя подумал: «Подавись».