Потерявшая имя

В тот же миг он представил прелестное личико толстушки Марго, услышал ее заливистый смех, ее ласковое французское щебетание: «Мой милый маршал, когда вы научите меня стрелять?» Она в шутку звала его маршалом, и Александру это льстило. Он был тогда всего лишь флигель-адъютантом русского консула в Париже. «А вот когда вы приедете ко мне, в Россию, тогда и научу», — с заносчивой любезностью ответил он. Надув губки, Марго лениво и грациозно махнула надушенной ручкой и заявила, томно растягивая слова: «У вас так холодно, и медведи… Брр! Не поеду, даже если будете на коленях просить!» Она казалась избалованным ребенком, «маршал» вставал перед ней на колени, целовал ее детские ручки, а Марго смеялась и игриво ворошила ему волосы.

Не верится, что это было совсем недавно, три года назад. Париж был так близок его сердцу, французы вовсе не казались чужими, а тем паче варварами, и говорили они на языке, к которому он привык с детства. Александр увидел Марго на сцене Комеди Франсез в пьесе Мольера и сразу почувствовал, как земля уплывает у него из-под ног. Ему всегда нравились актрисы, а если они к тому же были пышногрудыми, то сердце его начинало биться в два раза сильнее.

— Признайся, брат Бенкендорф, ты по уши влюблен! — подтрунивал над ним Чернышев, царский посланник в Париже, занимавшийся контршпионажем. От него, профессионального разведчика, трудно было что-то утаить. Чернышев сразу же подсчитал в уме все выгоды, какие можно извлечь из этого романа. Дело в том, что Марго, которую вся Европа знала, как мадемуазель Жорж, была любовницей императора Бонапарта. Как разозлится корсиканец, если Марго тайно уедет из Франции с русским флигель-адъютантом! К тому же неплохо было бы подсунуть парижскую красотку императору Александру, вместо этой навязчивой, наглой польки Нарышкиной-Четвертинской, чье влияние на государя становилось все более ощутимым.

— Да, мой проницательный Чернышев, стрела Амура не пощадила моего каменного сердца! — рассмеялся Бенкендорф, и невинная фраза решила все.

Втайне от него царский посланник встречался с мадемуазель Жорж в Булонском лесу и уговаривал ее ехать в Россию. Он обещал расположение Государя императора, а главное, успех и постоянный ангажемент на петербургской сцене. Расчетливая тщеславная Марго сдалась.

Вывезти актрису из Франции помогли агенты Чернышева. Александр поселился с ней в своей квартире на Мойке, но роман продолжался недолго. Любовники не были властны над собственной судьбой, все уже рассчитали и решили за них. «Маршал» отправился на Балканы воевать с турками, а мадемуазель Жорж, его «толстушечка» с маленькими надушенными ручками, приводившими Бенкендорфа в трепет, предалась утехам с Государем императором.

Перед самой войной на балу в Петергофе Бенкендорф встретил Чернышева. Тот был, как всегда, ярко напомажен и нарумянен, что вызывало неприятие и даже отвращение. Вспоминая о парижской жизни, царский посланник вскользь заметил:

— А кстати, твоя Марго оказалась прелюбопытной штучкой.

— Что это значит? — не понял Бенкендорф.

— Что значит? — усмехнулся в черные усы Чернышев и лукаво подмигнул новоиспеченному полковнику. — Прикидывалась дурочкой, мол, надоел Париж, а Бонапарт в постели холоднее трупа. Говорила она тебе это?

— Ну? — все еще не понимал Александр, к чему тот клонит.

— Эта парижская кокотка обвела нас вокруг пальца, Алекс! — почти с восхищением произнес никогда неунывающий Чернышев. — Тут был тонкий расчет. Я думал, что дергаю ее за ниточки, ан нет, это меня, оказывается, подвесили и дергали, за что хотели!

— Марго — шпионка? — дошло наконец до Бенкендорфа. На его лице отразилась такая забавная растерянность, что Чернышев не выдержал и по обыкновению громко рассмеялся.

— В другой раз мы с тобой будем разборчивей с кокотками, брат Бенкендорф!

Александр не разделял этого веселья. Его обдало холодом, будто он погрузился в ледяную прорубь.

— Другого раза может не быть, — тихо процедил сквозь зубы Бенкендорф, резко развернулся и пошел прочь. Смех у него за спиной тотчас прекратился.

Марго часто снилась ему во время войны, и он без конца повторял ей все ту же любезную фразу: «А вот когда вы приедете ко мне, в Россию…» Он выскакивал из сна, как из ледяной проруби, целовал нагрудный крест и шептал слова молитвы…

В разворованной, оскверненной церкви Александру сделалось нехорошо, и он поспешил на свежий воздух.

Работа в Спасских казармах кипела. К солдатам, несмотря на проливной дождь, присоединились изможденные от голода, уцелевшие москвичи. В основном это были ремесленники, мещане, слуги из сгоревших особняков. Они несли с собой палки, холстину, веревки, сооружали самодельные носилки.