Потерявшие солнце

– Знаете, а я думаю, что это она звонила днем, перед тем, как… как все произошло.

Антон резко сел. Старая пружина больно впилась в бедро. Пыльная обивка угрожающе скрипнула.

– Почему?

– Когда мы встретились, то она сказала: «Здравствуйте, Катерина Васильевна». Ненавижу, когда говорят «Катерина». Когда Иннокентию позвонили, то я снимала трубку. Меня снова назвали Катериной. Я даже хотела высказаться по этому поводу.

На стене неожиданно колокольным перезвоном заговорили часы. Антон снова встал и подошел к окну. От табачного дыма даже ему стало муторно.

– Вы уверены, что это было в день убийства?

Он уже называл вещи своими именами, понимая, что этой женщине моральные травмы не грозят.

– Абсолютно. – Она что-то посчитала в уме, полуприкрыв глаза. – С утра он ходил за мной хвостиком, называл «мамочкой», говорил, что ему плохо, страшно и нужно поговорить. – Она снова брезгливо скривилась. – Даже всхлипывал, как младенец, думая, что я куплюсь на эту сопливую сентиментальщину. Потом позвонила она. Он сидел и ныл у себя в комнате, а вечером ушел.

Стекла гудели от ветра. Антону очень хотелось под дождь.

– Вы не поговорили с ним?

– С какой стати.

Она была как в железном футляре. В глазах пустота.

– Спасибо.

Шнурки на ботинках промокли и скользили в пальцах.

– У вас случайно нет АОНа?

– Нет. – Она в очередной раз поправила волосы. – Тем более все равно звонили с радиотелефона.

– Почему вы так решили? – Антон застыл на корточках, в неудобной позе.

Солитянская пожала плечами:

– Она сама сказала: «Если можно, побыстрее – батарейки садятся». Представляете? «Побыстрее». Мне. Какая-то…

Бредя по терзаемой мокрым ветром Миллионной, Антон думал о Солитянском, как о человеке, у которого в жизни не было ни единого шанса.

Трамваев у Марсова поля не было. Пришлось идти пешком.

* * *

На Лиговке было столпотворение. Разносимая во все стороны от стройки нового здания Московского вокзала грязь противно чавкала под ногами. Затертые в «пробке» автомобили безнадежно сигналили друг другу, нервно мигая фарами. У полуснесенного здания бывшего ДК «Экспресс» вокзальные бомжи с раздутыми синими лицами привычно клянчили «на хлебушек». Цыганки хватали за рукава прохожих. Не замечающий их милицейский наряд вел под руки приличного, слегка подвыпившего мужчину в очках. Моросило.

Антон задрал голову навстречу дождевым каплям и, удостоверившись, что свет в нужном окне горит, толкнул дверь прокуратуры.

В коридоре четвертого этажа было пусто. Из последнего кабинета раздавались взрывы хохота.

Лена сидела у себя, натянув на уши плейер, и стучала по клавишам машинки.

– Привет! Много работаешь, – почти прокричал он.

Она подняла глаза, улыбнулась и стянула наушники. Ее ярко-синее платье навевало мысли о лете, оживляя хмурый, освещаемый лишь настольной лампой кабинет. Он вдруг подумал, что у нее красивые ноги, и пожалел, что она сидит за столом.

– Хелло! Наслышана о твоих подвигах. Искренне восхищена.

В конце коридора к хохоту прибавился рев магнитофона.

– Дискотека? – Он все еще стоял в дверях.

– День рождения у Светы Егоровой. – Она кивнула на стул: – Садись.

– Я лучше присяду. – Он наконец сдвинулся с места. – А ты чего не там?

– Обвинительное завтра сдавать. – Она посмотрела на часы. – О блин! Седьмой час. Опять до ночи сидеть.

– Я на секунду. – Антон заторопился. – Дело по Фонтанке в городской?

Она кивнула. Антон секунду подумал.

– Лен, помоги мне. Мне надо узнать радиотелефон, с которого звонили в определенный день в одну квартиру. В «Эпсителеком» и МСЖ мне без прокурорского запроса не дадут ничего. А в горпрокуратуру я идти не хочу. Ты знаешь, почему.

Она постучала пальцами по столу и посмотрела на него внимательно, слегка прищурясь.

Антон пожал плечами:

– Лен. Нет так нет. Я все понимаю. Но ты меня давно знаешь. Я никого еще не подставлял. Тебя тем более. Мне очень надо.

Кто-то пробежал по коридору. Застучали женские каблучки.

– Костя, дай сигарету.

– Мужики, еще будем скидываться?

– Мальчики, не забудьте…

Лена подвинула к себе машинку:

– Только потому, что я действительно знаю тебя и о тебе. Отчитаешься мне потом по полной. Давай телефон и адрес квартиры.

Жалюзи в кабинете были плотно закрыты. Вовсю работал калорифер. Лампа рассеивала приятный зеленоватый свет. Под убаюкивающий стук машинки Антон почувствовал, как клонит ко сну. Веки потяжелели. Было тепло и хорошо. Отчаянный ноябрь с унылым дождем остался где-то за чертой.

– Готово.

Он встрепенулся и взял протянутые листки.

– Ты сколько сегодня спал?

– Немерено.

Она покачала головой.

– Ехал бы ты домой. Как семья, кстати?

– Как всегда.

Он встал.

– Спасибо.

– Рада помочь. Заходи.

Взгляд у нее был внимательный и серьезный.

В дверях он обернулся:

– Тебе идет синий цвет.

Она улыбнулась и махнула рукой.

Спускаясь по лестнице, он слышал, как, обгоняя его, несутся по водосточным трубам дождевые струи.

* * *

В квартире было тихо и темно. Антон щелкнул выключателем. Белый тетрадный листок прилепился к краю зеркала.

«Антоша! Мы у мамы. Заезжай за нами в семь».

На часах было четверть девятого. Он с трудом стянул промокшие ботинки и прошел к телефону.