— Верблюдов можно пару штук, — задумчиво проговорил Эмарис. — Они смешные. Дочке покажу, если встретимся. Хотя, она бы и слону, наверное, обрадовалась… Ладно, я отвлекаюсь. Лошади, верблюды — согласен. Слоны — нет. И никаких пушек, никаких осадных орудий.
— Мне казалось, придется брать крепость, — продолжал возмущаться Абайат, чувствуя молчаливую поддержку остальных князей.
— Знаешь, чем вампиры отличаются от людей? — Эмарис пронзил его взглядом, заставил сесть. — Кармаигс стоит в низине.
Абайат тряхнул головой, и Левмир едва удержался от смеха — дурацкий хвостик на голове князя снова закачался.
— Что значит — «в низине»?
— Почему все ваши княжества стоят на возвышениях или равнинах? Не для того ли чтобы усложнить задачу врагам? Чтобы видеть их издалека? Так вот, у вампиров таких мыслей нет. Кармаигс выстроен в низине и лишь частично окружен лесом. Потому что когда начинается война, вампир знает — стены ему не помогут. Когда воюют, смотрят в глаза друг другу. Если мы сможем добраться до крепости, если перебьем всех вампиров, Эрлот сам выйдет нам навстречу. И вот тогда, о храбрейший, начнется война. Только тогда — не раньше. Поэтому вышвырните всю эту дрянь и лучше возьмите побольше людей.
— Были бы эти люди, — проворчал тот самый князь, что хотел остаться, когда все уплывут. — Лично я выставил всех. Если трехсот тысяч мало… Великая Река, да о чем мы говорим? Что значит — «мало»? Как будто нужно первыми полками накормить какое-то чудовище! А потом, когда оно, сытое, уснет, малым числом подкрасться и отрубить ему голову!
— Ну вот, среди вас появился тот, кто понимает ситуацию верно, — кивнул Эмарис.
Тишина.
— Мы все еще можем отказаться? — послышался чей-то голос.
— Безусловно. Но… Простите, вы не могли бы продолжить? — Эмарис обратился к тому же князю, что говорил о сытом чудовище. Князь, побледневший и злой, окинул взглядом собравшихся.
— Смысла нет отказываться, — сказал он. — Если не победим в атаке — здесь нас просто размажут, когда мы того и ждать не будем.
Тут Левмир, все последнее время молча глядевший на лакированную поверхность стола, встрепенулся и посмотрел на Торатиса:
— А сколько заключенных в ваших казематах?
В этот раз тишина длилась дольше. Все смотрели на Левмира сперва с удивлением, потом — с ужасом, и, наконец, наружу прорвались другие чувства.
— Проклятая Река! — Бинвир ударил кулаком по столу. — Зачем ты засунула столько ума в этого младенца и обделила меня? Додумайся я вывести смертников в поле, давно бы уж владел той деревней, ничего не потеряв!
— Такого, кажется, никто еще не делал, — пробормотал Абайат. Ему явно было не по себе от предложенного.
— Так почему не начать?
— Правда! Мужчины уйдут на войну, а эти негодяи будут просто ждать, пока топор палача освободится?
— А пожизненные?
— Вот когда ты прав! Этих — в первую голову!
— Я бы и других прибрал. Тех, что за убийства.
Левмир переводил взгляд с одного говорившего на другого и тщетно искал в сердце хоть крупицу детского страха, жалости к тем людям, о которых сейчас говорят князья. Но лишь одна мысль не давала ему покоя: придется запомнить лица князей, выучить имена. Придется жить с ними достаточно долго, прежде чем корабли причалят к западным землям.
Торатис первым написал число на листе и толкнул его вправо.
— Понимаю, точных цифр мы не вспомним, но приблизительно…
Листок совершил полный круг и вернулся к Торатису. Тот пробежал его глазами.
— Плюс еще почти сотня тысяч.
— Уже веселее, — кивнул Эмарис.
На этом собрание завершилось. Поднимаясь к себе по застланной алым ковром лестнице, Левмир обнаружил Айри. Не то силы внезапно покинули ее, не то она хотела дождаться Левмира, но уснула, развалившись на двух ступеньках.
Левмир обернулся — за ним шел только Эмарис.
— Объясни ей утром, что можно вести себя и посдержанней, — сказал тот. — Она останется княжить и, если будет продолжать в таком духе, ни к чему хорошему не придет.
— Не представляю, чтобы она осталась, — сказал Левмир, подняв Айри на руки. — Кажется, она и сама не представляет. Эта страсть, о которой ты говоришь… Не похоже, будто ее страстью было — управлять княжеством.
— Не похоже. Но она не настолько забыла, что значит быть человеком, чтобы отказаться от возложенных обязанностей. Должно быть, это для нее даже хорошо.
Эмарис помолчал. Потом улыбнулся. Так, будто собирался живьем выдрать из кого-то душу.
— Я прогуляюсь. — Он развернулся и пошел по лестнице вниз. — Утром приезжай на плавильни, есть дело. Попроси сестру, она тебя доставит, только внутрь не пускай.
— Откуда ты узнал? — крикнул вслед Левмир. Ни он, ни Айри никому не успели рассказать об утренней договоренности.
— Просто ты слишком мал, чтобы иметь детей.
Костлявая рука бросает монеты в мешочек, сухие губы медленно шевелятся, отсчитывают деньги. Старуха сидит за столом, на котором места нет от горшочков и склянок. Стены и потолок тесной каморки увешаны пучками растений, высушенными трупиками животных. В воздухе густыми волнами плывет аромат гнильцы.