Потерявший веру (ЛП)

Я засыпаю как убитый. Моё тело в упадке после почти сорока восьмичасового безостановочного, подпитываемого адреналином беспредела, той бездумной аварии и беспокойной энергетики.

Но мне сняться сны.

Боже, неужели мне снится сон.

Мой разум перескакивает между давно похороненными воспоминаниями: о первых поцелуях, украденных моментах и о ночах, заполненных исследованием новой любви. Я чувствую первое дыхание младенца, мягкие пушистые волосики на кончиках пальцев. Ощущаю все. Начиная с погружения в радостный смех, первое Рождество и шаткие первые шашки малышки. Затем все превращается в туманный фильм о семье, жизни и любви. Но как только я начинаю верить этим снам, упиваться ими и погружаюсь в теплоту воспоминаний — туман поднимается. И то, что скрывается позади густого дыма — это кровь, смерть и разрушение. Я вижу перерезанные горла, широко открытые зелёные глаза от настигнутой боли, и пухленькие ножки карапуза, утопающие в темной крови. Я вижу маленькую девочку, рыдающую в луже крови своего младшего братика. Я вижу мою любовь, мою жизнь — зверски зарезанную. Я вижу улыбку моего отца, когда он демонстрирует мне лезвие, которым распотрошил мою жену. Я чувствую отвращение от ехидства в глазах моей матери, пока она рассказывает мне, что он изнасиловал её по-прежнему тёплое тело и что та же судьба постигнет мою дочь Алису, если я не буду тянуть лямку семейных связей. Воцарилась кровавая резня. Резня моей семьи — это ночной кошмар, просачивающийся в сны, который за мгновение железными рукавицами выхватывает меня из сна, разрывая в клочья моё сердце.

Я мгновенно просыпаюсь.

Когда моя грудь напрягается от боли, мой торс из-за охватившего меня напряжения вытягивается по струнке. Я не могу вздохнуть. Я не могу смотреть. Я задыхаюсь… задыхаюсь, когда холодный пот покрывает мою обнаженную кожу, а мои ноги извиваются и поворачиваются в слабой попытке выпутать себя из хлопковых простыней, обернувшихся вокруг меня как удав.

— Плохой сон? — спрашивает меня голос из темноты. Хотя это не просто какой-то голос. Даже в этом состоянии, когда грохочущее сердце крадёт у меня дыхание и рассудок, я знаю, что это — его голос.

Мои глаза улавливают силуэт его фигуры. Он сидит в углу комнаты на потрёпанном старом кресле. И даже если этот предмет мебели больше подходит для свалки, Люк всё равно заставляет его походить на свой трон. Вчерашняя порванная и окровавленная одежда пропала. Сегодня этот мужчина свежевыбрит, только после душа и одет во всё чёрное. В тусклом предутреннем свете, я могу рассмотреть лишь тень его профиля и больше ничего. Он восседает словно королевский призрак — мрачное наваждение плохого предзнаменования.

— Что ты здесь делаешь? Ты поспал?

Я осматриваю своё тело, моё сердце беспорядочно бьётся, и я проверяю, чтобы все мои наиболее важные части тела были прикрыты.

Люк не отвечает. Вместо этого, он встаёт и преодолевает расстояние между нами размеренным шагом.

— Что ты видел в своём сне? — тон его голоса мягок, и в темноте черты его лица скрыты от моих глаз, так что я даже могу притвориться, что в его вопросе скрыта обеспокоенность.

— Зачем? Ты хочешь успокоить меня?

Он не присаживается. Он остаётся стоять. Его мощная фигура вырисовывается надо мной и внешне кажется, что растёт и становится всё больше и темнее, как будто его присутствие иссушает все остатки света в комнате.

— Нет. Я хочу знать, какие тёмные вещи скрыты внутри тебя, — произносит он после длительного молчания.

Перемещаясь по кровати, я смотрю на мужчину, просочившегося в мою голову как ядовитая змея. В течение месяцев мои мысли были наполнены им, инфицируя каждый мой день, а иногда и каждый час.

Я сажусь и поворачиваюсь так, что мои ноги достигают пола. В этом положении моя голова находится лишь чуть выше его талии, и я мог бы легко потянуться и расстегнуть его чёрный кожаный ремень, молнию на его брюках и спустить их на пол.

Кратковременная вспышка вины накрывает меня. Как я могу перейти от невыразимого ужаса и печали к мыслям о мужчине — к убийце, на которого смотрю, и захотеть его больше чем сделать следующий вздох?

— Тёмные вещи? — шепчу я, но голос предаёт меня.

Его рука поднимается, и я замираю в ожидании просто жаждя увидеть, какой будет его следующий ход. Я ожидаю от него какого-то зверства, но вместо этого он нежен в тот момент: его рука прикасается к моему лицу, и его большой палец проводит по моей нижней губе.

— Да, — бормочет он, его тон спокойный и приглашающий, когда он своими пальцами обводит мою челюсть, перед тем как обхватить моё горло. — Они внутри тебя. Они извиваются, шипят, совращают и соблазняют, — его рука напрягается, и мой член пульсирует. — Они пробуждают монстра во мне.

Время замирает. Его признание — живое дышащее существо, которое ползёт, скользит и медленно движется между нами. Его хватка на моём горле так и не ослабла, и мне приходиться стараться, чтобы сохранить моё дыхание хотя бы просто поверхностным.

— Я не боюсь этого.

— А следовало.

— Я не боюсь тебя.