Потерявшийся

Оне уже видела действие пистолета-пулемёта там, возле деревни, где меня ранили, и смотрела на мои упражнения с оружием с большой опаской. Не удержалась и задала вопрос:

— Зачем?

С трудом подобрал в качестве ответа слова: «люди на конях». Кажется, поняла, что я готовлюсь не к отстрелу деревенских, а к защите их от кочевников.

Работы по восстановлению стены разгорелись, как только закончился сбор урожая. К этому времени я уже не просто выбирался из хижины, а даже уже рисковал понемногу наступать на больную ногу. Отзывающую болью не когда на неё наступаешь, а при попытке согнуть её в колене. Видимо, повреждёнными оказались мышцы, отвечающие именно за это движение.

После того, как число работающих на восстановлении стены увеличилось втрое, дело стало продвигаться стремительно. Но чем дальше, тем больше беспокоился «мироед», как я окрестил здешнего то ли старосту, то ли дворянчика. На ночь стал выставлять караул у ещё не восстановленного участка стены, а днём отправлять на запад на самых крепких конях две пары молодых парней. Явно опасается набега, поскольку поселения гелонов здесь, севернее города, жмутся к Большой реке, и наша деревушка, стоящая на приречной террасе, спасшей меня и Оне от селевого потока, крайняя со стороны саванны.

В эти же дни подошла новость, которая меня, с одной стороны, обрадовала, а с другой огорчила. Не сама подошла, а приехала вместе с городским стражником, сумевшим одолеть пространство, залитое сошедшей с гор грязью. А значит, и мы теперь можем добраться до города. Вести, привезённые им, на ломаной гелонско-русской смеси пересказала мне любовница.

— В городе плохо. Много людей умерло под домами. Дома упали, стены упали, рыба ушла далеко. Приезжали твои. Много повозок, — принялась она махать растопыренными пальцами, поскольку больше десяти ни я по-гелонски не знал, ни она по-русски, так что получилось двадцать пять. — Очень длинных повозок, как две, на которых мы ездили. Привезли еду. Много еды. Подарок. Много железа ковать наконечники стрел. У отца много работы. Кочевники знают: стены упали. Их много придёт. Много людей из деревень в город пришли.

Ясно. Разрушения от землетрясения в городе серьёзные, много людей погибло. Грязь, принесённая селем и теперь вымываемая Большой рекой, отогнала от её устья рыбу. Шаров, похоже, добился, чтобы Проект выделил продукты в качестве гуманитарной помощи, поскольку часть урожая погибла под селевым потоком. А заодно — прутковое железо, чтобы местные кузнецы заготовили наконечники стрел для отражения большого набега кочевников.

Самому мне, конечно, до города пока не доковылять. Значит, придётся просить повозку, на которой меня отвезёт кто-нибудь из деревенских. Может, конвой с гуманитаркой, не последний в этом сезоне, и я наконец-то попаду к своим.

Потопал, опираясь на костыль, к «мироеду», но тот только руками замахал, выслушав мою просьбу на ломаном гелонском. Из его речи с трудом понял, что он не хочет терять не только лошадь с повозкой, но и человека, который этой лошадью будет управлять. Не помогло даже то, что я попытался его прельстить вторым метательным ножом, которого хватит на три-четыре таких «экипажа», да ещё и «навар» останется. Видел, как в человеке борются жадность с какими-то другими расчётами, но на этот раз жадность проиграла.

Что же, бляха, делать? Разве что, прислушаться к словам здешнего «хозяина»? Он ведь напоследок объявил мне:

— Потом. Пять или десять дней.

Что значит «десять дней»? Десять дней ждать, после чего дня три-четыре трястись на одноосной колымаге, по-уродски запряжённой слабосильной лошадёнкой, габаритами больше напоминающей осла-переростка. А за это время возможный караван фур (повозки, в два раза длиннее, чем экспедиционные «Уралы») разгрузится и уедет на Базу.

Почему по-уродски запряжённые? Да потому что у лошадей вместо хомутов какие-то кожаные ошейники, которые их тем сильнее душат, чем больше животина напрягается. Лошадь, получается, повозку не грудью тащит, а горлом.

Отчего упирался «мироед», стало ясно на следующий день, когда прискакал из дозора парень, раненый степняцкой стрелой…

Фрагмент 3

Дальше всё пошло по сценарию, описанному в анекдоте: «потом в городок приехал поручик Ржевский, и тут такое началось!». Народ в деревушке и без того суетился, а после известия о том, что близко десятка три кочевников (спасибо Оне, с трудом сумевшей передать мне смысл доклада раненого дозорного), суета превзошла все мыслимые пределы. Оттого, что народ побросал работу на восстановлении макси-забора и с ором бросился вооружаться. Если говорить о мужиках. Женщины и детишки с «упорядоченностью» действий, мало отличающейся от поведения курицы с отрубленной головой, искали, где можно понадёжнее укрыться. В деревушке, где уцелевшие сооружения слеплены из дерьма и палок. Пардон, из соломы и палок.