куда можно проникнуть только с факелами, – там хранятся кости бесчисленных жрецов и воинов и ни на мгновение не умолкает голос невидимой реки, которая устремляется к морю по подземным ходам горы. И тут я внезапно понял, что бунгало, Фаулер и его приятели, деловитый красивый город и корабли в его гавани – всего лишь дети вчерашнего дня, а за много веков до этого на острове, неведомая нам, подобно подземной реке, текла жизнь туземцев со своей славой и честолюбивыми устремлениями, со своими радостями, преступлениями и муками. Даже Халдея не казалась такой древней, а египетские пирамиды – такими таинственными; я услышал, как время отмеряется «барабанами и громом шагов» незапамятных завоеваний, и увидел себя поденкой. И дух вечности улыбнулся над банкротством «Пинкертона и Додда» и над мучениями совести младшего компаньона.
Этому настроению философской грусти, без сомнения, способствовали и вчерашние мои эксцессы, – ведь не только добродетель таит в себе свою награду. Как бы то ни было, у меня стало легче на душе. Вдруг за поворотом тропинки я увидел сигнальную станцию, построенную на самом краю утеса. Новый, свежевыкрашенный дом был открыт всем ударам пассата. В окнах, обращенных к морю, не переставая, дребезжали стекла, и звук этот сливался с грохотом прибоя, разбивающегося о подножия утесов; естественно, что обитатели дома не услышали моих шагов на узкой веранде.
Их было двое: смотритель – пожилой моряк с седеющей бородой и тем особым выражением лица, которое бывает у людей, долго живущих в одиночестве, и его гость – уже немолодой краснобай в форме матроса английского военного флота, сидевший на столе и куривший сигару. Я был встречен очень любезно и вскоре уже слушал с улыбкой разглагольствования моряка.
– Не родись я англичанином, – заявил он, между прочим, – я хотел бы быть французом. Все другие им и в подметки не годятся. Возьмите хоть Соединенные Штаты –
там без взятки и дня не проживешь. Знавал я одного американского моряка. Хороший был парень – тоже англичанин по рождению; он служил сигнальщиком на «Вьяндотте». Так он говорил, что никогда бы не получил такого места, если бы не «нашел общего языка с ребятами». Так вот прямо мне и сказал. Ну, мы здесь все англичане…
– Боюсь, что я американец, – перебил я с виноватым видом.
Он на секунду как будто смутился, но тут же оправился и сделал мне необычайно тактичный комплимент:
– Да что вы говорите! Вот уж не подумал бы! По вас этого никак не скажешь, – заключил он, словно я признался, что хлебнул лишнего.
Я поблагодарил его, как всегда благодарю его соотечественников, когда они говорят мне что-нибудь подобное
(благодарю я их не столько за любезное отношение ко мне и к моей стране, сколько за проявление истинного британского духа и вкуса). Мое смирение настолько его смягчило, что он одобрительно отозвался об американской манере сшивать паруса.
– Вы сшиваете паруса лучше нас, – сказал он. – Можете утверждать это с чистой совестью.
– Спасибо, – ответил я, – не премину.
После этого наша дружба начала крепнуть с удивительной быстротой, и, когда я стал прощаться, собираясь вернуться в бунгало Фаулера, мой новый знакомый соскочил со стола и предложил составить мне компанию. Я
был этому рад, потому что его болтовня весьма меня забавляла. Но, когда он взял свою бескозырку, я обнаружил, что наша беседа может оказаться куда интереснее, чем я предполагал: на ленточке было написано «Буря».
– Послушайте, – сказал я, когда мы попрощались со смотрителем и спустились с веранды на дорожку, – не ваш ли корабль подобрал команду «Летящего по ветру»?
– Он самый, – ответил мой спутник. – И им здорово повезло: этот остров Мидуэй – дыра, каких мало.
– Я как раз оттуда, – заметил я. – Мы с моим компаньоном купили их бриг.
– Прошу прощения, сэр, – вскричал матрос, – вы, значит, хозяин этой белой шхуны?
– Да, – ответил я и продолжал: – Меня очень заинтересовала вся эта история, и я был бы вам очень благодарен, если бы вы рассказали, как их спасли.
– Дело было так, – начал он. – Нам было приказано зайти на Мидуэй проверить, нет ли там потерпевших кораблекрушение, и мы приблизились к нему под вечер.
Ночью мы еле ползли – так, чтобы добраться до острова к полудню: старик Тутльс… прошу прощения, сэр, – наш капитан боялся подойти к нему слишком близко ночью, ведь вокруг этого Мидуэя полно всяких подлых течений, –