Потерпевшие кораблекрушение

Все-таки в жизни для меня еще осталось много радости. Я

оказался плохим клерком. Будь я хозяином, такой работ-

ник не удержался бы у меня и сорока минут, но я уже

больше не хозяин и никогда им не буду. Ты – моя последняя

надежда. Так помоги же Джиму Пинкертону».

За этим постскриптумом следовал еще один, полный таких же жалоб и просьб, а кроме того, в письмо было вложено заключение врача, достаточно мрачное. Какое впечатление все это произвело на меня, догадаться нетрудно. Кончив читать, я подошел к борту и с глубоким вздохом устремил взгляд на огни Гонолулу. В первое мгновение я совсем растерялся, но потом почувствовал внезапный прилив энергии. На Джима мне больше нельзя было полагаться, я должен был действовать сам и все решать на свою ответственность.

Но одно дело – сказать, а другое – сделать. Я испытывал жгучую жалость к моему несчастному другу. Его отчаяние угнетало меня. Я вспоминал, каким он был, и с болью видел, насколько несчастье сломило его. Я не чувствовал силы ни последовать его предложению, ни поступить наперекор ему. Воспоминание о моем отце, которого никто не мог обвинить в злостном банкротстве, страх перед законом – на меня словно повеяло тюремным холодом –

толкали меня в одну сторону, а просьбы моего больного друга – в другую. Но и пока я колебался, я твердо знал одно: раз выбрав путь, я пойду по нему до конца.

Тут я вспомнил, что у меня есть друг, с которым я могу посоветоваться. Спустившись в каюту, я сказал, обращаясь к нашим гостям:

– Господа! Я прошу у вас еще несколько минут, хотя боюсь, они покажутся вам долгими, так как я лишу вас собеседника. Мне надо поговорить с капитаном Нейрсом.

Оба контрабандиста вскочили на ноги, заявляя, что дать больше не могут, что и так уже они многим рискуют и что, если я немедленно не приступлю к делу, они вернутся на берег.

– Как вам угодно, господа, – ответил я, – и, во всяком случае, я еще не знаю, могу ли предложить вам что-нибудь вас интересующее. Кроме того, прежде надо многое решить, и позвольте сказать вам, что я не привык действовать по принуждению.

– Само собой разумеется, мистер Додд. Мы вовсе не хотим вас к чему-нибудь принудить, – сказал Фаулер, – но подумайте и о нашем положении – оно действительно опасно. Ведь не только мы видели вашу шхуну, когда она обогнула Вайманоло.

– Мистер Фаулер, – заметил я, – я ведь тоже не вчера родился. Разрешите, я выскажу вам свое мнение – возможно, я ошибаюсь, но переубедить меня не удастся; если бы таможенники собирались нагрянуть на нашу шхуну, они уже были бы здесь. Другими словами, кто-то нам ворожит, и, думаю, я не ошибусь, если скажу, что имя этого благодетеля – Фаулер.

Они оба расхохотались, и, после того как была раскупорена еще одна из бутылок шампанского, преподнесенных Лонгхерстом Джиму, они без дальнейших возражений отпустили меня с капитаном на палубу. Я протянул Нейрсу письма, и он быстро их просмотрел.

– Я хочу знать ваше мнение, капитан, – сказал я, – как вы думаете, что все это означает?

– Это означает, – ответил капитан, – что вам предстоит во всем положиться на Спиди, отдать ему всю выручку, а самому помалкивать. Я даже жалею, что вы мне показали письма. Если добавить к этому деньги с брига, сумма получится немалая, и ее сокрытие…

– То есть если я на это пойду, – сказал я.

– Именно, – ответил он, – если вы на это пойдете.

– А какие есть за и против? – заметил я.

– Во-первых, тюрьма, – ответил капитан. – Но даже если вы ее избежите, у вас будет нехорошо на душе. Сумма достаточно велика, чтобы из-за нее могли выйти большие неприятности, но все же не настолько велика, чтобы служить оправданием. Человек, который продает свою совесть меньше чем за шестизначную цифру, падает в собственных глазах. По крайней мере так дело обстоит со мной. Ради миллиона еще можно бы рискнуть. Да и то… А после такой сделки останется скверный вкус во рту. Ну, и, кроме того, Спиди. Вы его хорошо знаете?

– Не очень, – ответил я.

– Так вот, он может испариться, захватив с собой весь капитал, но даже если нет, вам, пожалуй, придется поить и кормить его до конца вашей жизни. Я бы не стал так рисковать. Конечно, вы должны думать о мистере Пинкертоне, он ведь был вам хорошим другом и помогал вам как только мог. Не так ли?

– Именно! – воскликнул я. – Мне трудно даже объяснить вам, скольким я ему обязан.

– Да, это имеет значение, – заметил капитан. – Если бы речь шла только о денежной стороне вопроса, я бы сказал –