Потерпевшие кораблекрушение

– Отлично, господа! – сказал я. – Поднимайтесь на борт и позвольте мне просмотреть мою корреспонденцию.

К борту шхуны подошел вельбот, и по трапу поднялись три человека: мой старый знакомец Спиди, морщинистый старичок по фамилии Шарп и краснолицый толстяк, фамилия которого была Фаулер. Эти двое, как я узнал впоследствии, часто работали вместе. Шарп поставлял нужные капиталы, а Фаулер, занимавший на острове довольно видное положение, вкладывал в дело свою энергию, а также личные связи, без которых в подобных случаях не обойтись. Насколько я мог понять, Фаулера особенно привлекала романтическая сторона подобных предприятий, и позднее, в тот же вечер, я почувствовал к нему довольно большую симпатию. Однако в эти первые минуты мне было не до моих новых знакомых – прежде чем Спиди успел достать письма, я уже знал всю величину постигшего нас несчастья.

– Мы должны сообщить вам неприятную новость, мистер Додд, – сказал Фаулер, – ваша фирма обанкротилась.

– Как! Уже? – воскликнул я.

– Еще удивительно, что Пинкертон сумел продержаться так долго, – последовал ответ. – Покупка брига истощила ваш кредит. Ведь хотя ваша фирма и вела большие дела, капиталы ее были очень невелики, так что, когда положение обострилось, вас могло спасти только чудо. Пинкертон объявлен банкротом, кредиторы получили по семь центов за доллар, но, в общем, все обошлось сравнительно благополучно, и газеты на вас не особенно нападали – насколько мне известно, у Джима в этих кругах есть связи.

Беда только в том, что теперь ваша покупка «Летящего по ветру» получила большую огласку, в частности здесь, в

Гонолулу. Так что чем скорее мы заберем товар и выложим доллары, тем лучше для всех нас.

– Господа, – сказал я, – вы должны извинить меня. Мой друг капитан угостит вас шампанским, чтобы вам не было так скучно ждать, потому что, пока я не прочту эти письма, я не способен ни о чем разговаривать.

Они начали было возражать – и, безусловно, всякое-промедление было чревато опасностью, – но моя растерянность и горе были настолько очевидны, что у них не хватило духу настаивать, и вскоре я, оставшись один на палубе, уже читал печальные письма, которые привожу ниже.

«Мой дорогой Лауден!

Это письмо передаст тебе твой друг Спиди, с кото-

рым вы делили акции серебряных рудников. Его непоколе-

бимая честность и искренняя привязанность к тебе де-

лают его наиболее подходящим агентом для наших целей в

Гонолулу, потому что нам придется иметь дело отнюдь

не с простаками. Главный там – Билли Фаулер (ты, на-

верное, слышал о Билли?). Он занимается политикой и

умеет найти общий язык с таможней. Мне предстоит

тяжелое время в конторе, но я исполнен сил и бодрости.

Со мной Мэйми, а мой компаньон мчится на всех парусах к

сокровищу, скрытому на бриге, и я чувствую, что могу

жонглировать египетскими пирамидами, как фокусник

жестяными тарелками. Я могу пожелать только одного, Лауден: чтобы ты чувствовал то же одушевление, что и

я. Мне кажется, я не хожу, а летаю. Мэйми просто чудо.

Лучшей поддержки не мог бы себе пожелать ни один че-

ловек. Я бью все рекорды.

Твой верный компаньон Джим Пинкертон».

Второе письмо было написано совсем в ином тоне:

«Дорогой Лауден!

Как мне подготовить тебя к тяжелому известию? Я

боюсь, ты не перенесешь этого удара: сегодня без чет-

верти двенадцать наша фирма обанкротилась, и всему

причиной вексель Бредли (на двести долларов). Он оказался

последней соломинкой, и дефицит равен двумстам пяти-

десяти тысячам долларов. Какой позор! Какое несчастье!

А ты ведь уехал всего три недели назад. Лауден, поверь, твой компаньон делал что мог. Если бы это было в чело-