Потешный русский роман

Через несколько дней после нашего, с позволения сказать, воссоединения и после того, как мы начали делить своего рода повседневность, я потребовала, чтобы Лев починил изуродованную дверь. Однажды вечером он вернулся с материалом, инструментами и сразу после полуночи занялся делом, не думая ни о времени, ни о реакции соседей на шум. Он пилил и разговаривал со мной, забивал гвозди и разговаривал, стучал молотком и объяснял, что думает о моей стране. Я не знала, что Лев приезжал, но сразу поняла, что он не врет и ему есть что сказать. Я могла и не услышать, что он говорит, потому что затыкала уши из-за адского шума и страха, что соседи по лестничной клетке вот-вот начнут скандалить. Лев поехал ко мне на родину, когда у него дома все рухнуло, но я об этом не узнала. Ему пришлось искать средства к существованию, и торговля подержанными машинами оказалась самым надежным делом – уж точно более надежным, чем сочинение стихов и грустных историй, что во все времена являлось простейшим способом умереть голодной смертью. Лев заколачивает гвозди и объявляет, что моя страна хорошо функционирует. Идеально функционирует. Он произносит это без малейшего восхищения в голосе, даже без удивления, просто констатирует факт. Так любая живая душа, коснувшаяся крылом адского пламени, констатирует, что в аду жарко. По словам Льва, в стране, откуда я приехала, царит совершенство, перед домами много больших ухоженных палисадников, а в домах много больших столов, но никто не смеется ни в этих садах, ни за этими столами. Итак, у меня на родине много больших, красивых и безупречных вещей, но они необитаемы, пусты и печальны, холодно печальны, уточняет Лев, ведь печаль бывает и теплой. Вот почему этим вечером он распиливает деревяшки и говорит со мной о моей стране без малейшего придыхания в голосе.

Если я прихожу в отчаяние от того, что вижу в этой неузнаваемой Москве, Лев пожимает плечами и умолкает на много долгих часов. В России абсурд не комментируют. Так повелось с незапамятных времен, а я успела об этом забыть. Лучше уж говорить о дорожающих огурцах и квартплате – ее все время поднимают, о газе, нефти и об отключениях электричества. А еще о перебоях с продуктами и водой, об убожестве предоставляемых населению услуг и средней продолжительности жизни. А еще можно свободно говорить о среднем возрасте, до которого доживают в этой стране люди, поскольку продолжительность жизни падает, в то время как все остальное взапуски растет. Когда меня мучит бессонница, я беру какую-нибудь современную книгу и вычитываю из нее много интересных, незнакомых мне вещей. Современные русские романы больше не начинаются словами «В пять часов утра, как всегда, пробило подъем – молотком об рельс у штабного барака» [19] . Это к лучшему. Так я быстрее засыпаю. Погружаюсь в сон в пустой кровати, не зная, куда ушел Лев. У него есть дочь-подросток и маленький сын, живущий со своей матерью, которая не является матерью девочки. Мне хочется думать, что Лев время от времени ночует в доме одного из своих детей. Наверное, это глупый романтизм – верить, что не все погибло, что теперь, когда Стена и Империя исчезли, русские отцы семейств наконец решили вернуться к исполнению родительских обязанностей. Я лежу в подушках, предаюсь глупым мыслям и поглаживаю разложенные на простыне книги моих современников. Писателей, страдавших от холода, я решила оставить в чемодане.