Поток

Хирка выпрямила спину и задрала подбородок. Подошла Уни и тенью встала за спиной ученицы, готовая помочь. Перевести. Поддержать. Во всяком случае, девушка надеялась на это.

Все вокруг казались такими чужими. Одна-единственная полукровка находилась в помещении, наполненном слепыми. Сильными, дикими, с когтями и молочно-белыми глазами. Ощутив дрожь, Хирка вдохнула поглубже.

К ней приближался мужчина в тесном чёрном наряде, который подчёркивал силу Дрейри. У него была коротко подстриженная окладистая борода и длинные волосы душераздирающе рыжего цвета. Рыжий… Как сама Хирка. Яркие пряди волнами спадали на грудь. Дочь Грааля поджала губы, чтобы они перестали дрожать.

Мужчина остановился перед ней. Широкие плечи, узкая талия. Девушка подняла глаза. Тишина требовала действия. Нужно что-нибудь сказать. Больше никто ничего не говорит, все ждут слов слепого. Как он оценит Хирку? Отвергнет или примет?

Он повернулся к остальным и развёл руками:

– Ха-а-а-а!

Хирка вздрогнула. То ли восклицание, то ли смех. Рыжий откинул голову назад и снова засмеялся. Потом повернулся к гостье и сказал что-то непонятное.

– Она ужасно говорит на умонийском, – сказала Скерри, складывая руки на груди. Мужчина сделал вид, что не слышит её слов.

– У неё мои волосы! – произнёс он по-имландски. – У дочери моего сына!

– И глаза, как у зверя, – добавила Скерри.

Хотелось бы Хирке знать, чем она досадила трупорождённой женщине. Конечно, если не брать в расчёт того, что привезла сердце, которое та наверняка хотела сама вырезать из груди врага.

– Мои волосы… – прошептал рыжий и провёл когтями по шевелюре Хирки. Та прижала руки к телу, сопротивляясь желанию тоже дотронуться до прядей мужчины.

– Смотрите! – сказал он приглушённо. – Смотрите, какая она юная! Только поглядите на неё!

Он заключил девушку в объятия, прижимая к твёрдой как камень груди, и втянул в себя её запах. Полукровка чувствовала пальцы слепого у себя на затылке. Борода касалась кожи на её голове.

– Дочь моего сына. Кровь от моей крови.

Новообретённый дедушка отстранился, не выпуская внучку из объятий. Его глаза изучали её лицо.

– Я Раун, – сказал он. Имя запало в сердце девушки и начало разрастаться, да так, что ей стало трудно дышать.

– Я Хирка, – ответила она.

– Конечно, это ты. Конечно, – произнёс мужчина так, будто она сообщила, что является богиней.

Этот миг был испорчен хриплым женским хохотом.

– Вот это? Вот это мы продемонстрируем дому Ход?

* * *

Дом Модрасме представлял собой семью из семи слепых, не считая слуг. Рыжий Раун оказался дружелюбным и красивым. У его жены, черноволосой Ухере, нижняя челюсть слегка выступала вперёд, создавая впечатление злобности. Как будто женщина постоянно стискивала зубы. Раун и Ухере. Отец и мать Грааля. Дедушка и бабушка Хирки. Она несколько раз повторила это про себя, но всё равно не смогла поверить.

В доме жил также отец Ухере, Луг, тощий мужчина, волосы которого падали на лицо и заслоняли его, как тёмные шторы. Жена Луга была моложе его, её звали Цирра. Их дочери Ване сравнялось двести восемьдесят девять лет, и, таким образом, она являлась самым молодым членом семьи. Естественно, до появления Хирки.

Сама Вана, встряхивая шапкой кудрявых каштановых волос, развалилась на кресле, покрытом звериными шкурами, и наматывала на палец украшение, которое висело на шее. На полных губах, которые казались слишком большими для узкого лица, играла презрительная улыбка.

Модрасме являлась главой семьи. Ей было больше трех тысяч семисот лет, но на фарфоровых щеках не появилось ни одной морщины. Никого не удостоив взглядом и уставившись в воздух, родоначальница дома неподвижно восседала на кресле с высокой спинкой. Серебряные волосы волнами спадали до талии.

– Дайте мне взглянуть на неё, – наконец вымолвила женщина. Раун подвёл внучку ближе к креслу. Хирка была готова упасть перед Модрасме на колени, но вовремя сдержалась и вместо этого нагнулась к приподнятой руке. Женщина, которая дала своё имя дому, выглядела усталой. Она не казалась измождённой, но, похоже, ничто и никогда не производило на неё впечатления. Праматерь коснулась холодной ладонью щеки Хирки, посмотрела на неё, а потом замахала, как будто велела всем выйти вон.

Казалось, это очень развлекло Скерри и Вану, которые обменялись многозначительными улыбками. Как с семьёй связана сама Скерри, так и осталось неясным. Говорила она так, как будто являлась главной. Хирка изо всех сил пыталась следить за разговором. Похоже, все открыто обсуждали её недостатки. Язык. Глаза. Ручки-палочки. Когти. Девушка уже сильно пожалела, что не обладает когтями. Все беседовали так, словно её не было в помещении.

Уни переводила. Шептала на ухо Хирке, совершенно не понимая, как больно той слышать презрительные слова.