- Стойте! Подождите! На по-о-мощь! - вскричал Эрум. - Мистер Джексон, умоляю вас! Какой может быть синоним, когда понятию соответствует одно, и только одно слово - если мне дозволено будет так выразиться.
- За нос меня водить! - взревел Джексон. - Лучше кончай с этим, потому что у нас есть законы против умышленного сбивания с толку, преднамеренного обструкционизма, скрытого сверхжульничества и прочих ваших штучек. Слышишь, ты?
- Слышу, - пролепетал Эрум.
- Тогда слушай дальше: кончай агглютинировать, ты, лживая скотина. У вас совершенно простой, заурядный язык аналитического типа, который отличает лишь его крайне изолирующая тенденция. А в таком языке, приятель, просто не бывает столько длинных путаных сложных слов. Ясно?
- Да, да! - закричал Эрум. - Но поверьте мне, я ни в коей мере не собираюсь нумнискатерить! И не нонискаккекаки, и вы действительно должны этому дебрушили.
Джексон замахнулся на Эрума, но вовремя взял себя в руки. Неразумно бить инопланетян, если существует хоть какая-нибудь возможность того, что они говорят правду. На Земле этого не любят. Ему могут срезать зарплату; если же по несчастливой случайности он убьет Эрума, его можно поздравить с шестью месяцами тюрьмы.
Но все же...
- Я выясню, лжете вы или нет! - завопил Джексон и стремглав выскочил из кабинета.
Он бродил почти час, смешавшись с толпой в трущобах Грас-Эс, тянущихся вдоль мрачного, зловонного Унгпердиса. Никто не обращал на него внимания. По внешности его можно было принять за наянца, так же как и любой наянец мог сойти за землянина.
На углу улиц Ниис и Да Джексон обнаружил веселый кабачок и зашел туда.
Внутри было тихо, одни мужчины. Джексон заказал местное пиво. Когда его подали, он сказал бармену:
- На днях со мной приключилась странная история.
- Да ну? - сказал бармен.
- В самом деле, - ответил Джексон. - Понимаете, собирался заключить очень крупную сделку, а потом в последнюю минуту меня попросили тромбрамктуланчирить, как это принято.
Он внимательно следил за реакцией бармена. На флегматичном лице наянца появилось легкое недоумение.
- Так почему вы этого не сделали? - спросил бармен.
- Вы хотите сказать, что вы бы на моем месте...
- Конечно, согласился бы. Черт побери, это же обычная катанприптиая, ведь так?
- Ну да, - сказал один из бездельников у стойки. - Конечно, если вы не заподозрили, что они пытались нумнискатерить.
- Нет, я не думаю, что они пытались сделать что-нибудь подобное, упавшим, безжизненным голосом проговорил Джексон. Он заплатил за выпивку и направился к выходу.
- Послушайте! - крикнул ему вдогонку бармен. - Вы уверены, что они не нонискаккекаки?
- Как знать, - сказал Джексон и, устало ссутулясь, вышел на улицу.
Джексон доверял своему природному чутью как в отношении языков, так и в отношении людей. А его интуиция говорила ему, что наянцы вели себя честно и не изощрялись перед ним во лжи. Эрум не изобретал новых слов специально, чтобы запутать его. Он и правда говорил на языке хон как умел.
Но если это было так, тогда хон был очень странным языком. В самом деле, это был совершенно эксцентричный язык. И то, что происходило с этим языком, не было просто курьезом, это было катастрофой.
Вечером Джексон снова взялся за работу. Он обнаружил дополнительный ряд исключений, о существовании которых он не знал и даже не подозревал. Это была группа из двадцати девяти многозначных потенциаторов, которые сами по себе не несли никакой смысловой нагрузки. Однако другие слова в их присутствии приобретали множество сложных и противоречивых оттенков значения. Свойственный им вид потенциации зависел от их места в предложении.
Таким образом, когда Эрум попросил его "тромбрамктуланчирить, как это принято", он просто хотел, чтобы Джексон почтительно поклонился, что было частью обязательного ритуала. Надо было соединить руки за головой и покачиваться на каблуках. Это действие следовало производить с выражением определенного, однако сдержанного удовольствия, в соответствии со всей обстановкой, сообразуясь с состоянием своего желудка и нервов, а также согласно своим религиозным и этическим принципам, памятуя о небольших колебаниях настроения, связанных с изменениями температуры и влажности, и не забывая о таких достоинствах, как терпение и снисходительность.
Все это было вполне понятно. И все полностью противоречило всему тому, что Джексон уже знал о языке хон.
Это было даже более чем противоречиво; это было немыслимо, невозможно и не укладывалось ни в какие рамки. Все равно что увидеть в холодной Антарктике пальмы, на которых вдобавок растут не кокосы, а мускатный виноград.
Этого не могло быть - однако так оно и было.
Джексон проделал то, что от него требовалось. Когда он кончил тромбрамктуланчирить, как это принято, ему осталась только официальная церемония и после этого - несколько мелких формальностей.
Эрум уверил его, что все это очень просто, но Джексон подозревал, что так или иначе, а трудности у него будут.