Потом была победа

Разведгруппа, которую возглавлял капитан Пименов, подошла к Пассенхайму в полдень. В группе было десять человек. Она должна была выяснить, куда исчезли немцы. Неожиданно прекратив сопротивление, они оторвались от наступающих войск и словно растворились среди лесов, озер, фольварков и аккуратных, похожих друг на друга городков с кирками, ратушами, остроконечными крышами и узенькими улочками.

Разведчики должны были узнать, что затевают немцы. С группой шел радист. Рацию Пименов берег пуще глаза. Он поместил радиста в центре группы и окружил его парными дозорами.

Вышли разведчики на рассвете. Прочесали жиденький лесок, осмотрели фольварк, расположенный в дефиле между озерами, и удивились, что такой удобный для обороны рубеж немцы оставили без выстрела. Затем направились к Пассенхайму, видневшемуся километрах в десяти от озера.

Почти час лежали разведчики за крашеным заборчиком возле нарядного особняка в городском предместье. Крыша особняка была изувечена. Рваное железо, отстегнутое взрывом, свисало жестяными громыхающими языками, качалось от ветра, разноголосо взвизгивало и скрежетало. Разведчики не приметили в городе ни души. Или город обезлюдел, или притаился, готовясь ударить огнем?

— Ох, чует мое сердце, что большую пакость немцы задумали, — шепнул капитан Орехову. — Бери ребят, старший сержант, и двигайся помалу… Не торопись. Чтобы глаза были нараспашку, а уши торчком… Встретимся вот здесь.

Пименов ткнул пальцем в хрустящую новенькую карту, где на западной окраине был нарисован косой угольничек с крестами — городское кладбище.

И вот третий час разведчики пробирались по городу, пугаясь тишины и безлюдья. Замирали, когда ветер хлопал форточкой, когда под ногами хрустел черепок или срывался в водосточной трубе подтаявший лед.

Уже месяц, как полк шел по чужой земле, по немецкой, по прусской.

В январе сорок пятого Второй Белорусский фронт начал наступление, ударив с юга по Восточной Пруссии.

Мало кто думал, что наступление будет легким. Но то, что пришлось одолеть, и бывалым солдатам показалось страшным.

Граница Восточной Пруссии была защищена глубоко эшелонированной полосой укреплений. Три траншеи полного профиля, железобетонные доты типа «панцерверке» с гарнизонами в полтора десятка человек, проволочные заграждения, минные поля, бронеколпаки, натыканные на перекрестках. На десятки километров тянулись «зубы дракона» — полосы противотанковых бетонных надолбов.

Здесь все было загодя и дотошно подготовлено для войны. Пограничные серые фольварки с чешуйчатыми черепичными крышами, окруженные хозяйственными пристройками, оказались на поверку звеньями оборонительного рубежа: крепостями с бетонными метровыми стенками, с окнами-бойницами, с глубокими подвалами, предназначаемыми для укрытия личного состава и боеприпасов. Даже чердачные окна располагались так, что наблюдателям и корректировщикам артиллерийского огня открывался нужный обзор. Здесь был пристрелян каждый метр, каждая лощинка, проложены ходы сообщения, дороги, налажена связь.

Землю, которая укрывала солдата от смерти, обдуманно и хладнокровно заставили помогать убийству.

Прусские богатенькие бауэры, хозяева и челядь юнкерских поместий, жители пограничных городков, мужчины и женщины, старики и дети уходили от границы. Уходили от русских, которые будут резать без разбора, насиловать добропорядочных фрау, мучить стариков и детей. Германия была объявлена «окруженной крепостью». «Победа или Сибирь» — пугали на перекрестках лозунги. Пугали газеты, пугал по радио рейхсминистр пропаганды, пугали фюреры всех мастей. Уходить от русских требовали приказы военного командования.

Немцы спасали добро. Нажитое и награбленное. Присланное мужьями и сыновьями из разных стран Европы, присланное из страшной России, которая почти была сломлена, раздавлена, уничтожена, как уверяли их, доблестной армией фюрера и которая вдруг оказалась у границ Пруссии.

Беженцы грузились расчетливо. На дно грузовичков и повозок клали мешки с мукой, ящики с салом, фамильные сервизы, консервы и одежду. Самое ценное — в чемоданчик, чтобы в последний момент можно было схватить и удрать.

Регулировщики направляли обозы цивильных немцев окольными, неудобными дорогами. Фельджандармы рыскали между повозок, вылавливали дезертиров, забирали тех, кого можно было еще одеть в шинель фольксштурмиста, сунуть в руки винтовку.

Скрипели тяжело груженные повозки, ржали лошади, стреляли вонючим дымом грузовички. С низкого неба сеял снег вперемешку с дождем. Уныло шумели нумерованные сосны, хлюпала под ногами беженцев грязь, а позади грохотали канонады.

* * *

Скрипучий, продырявленный осколками «виллис» командира дивизии, который Зубец упрямо не хотел менять на трофейную машину, остановился перед командным пунктом полка.

Грузно хрустнув разбитым стеклом, генерал выскочил из машины, выслушал рапорт Барташова.

— Пойдем в роты, Петр Михайлович. Хочу поглядеть, как твои ребята поживают.

Часа два они лазили по траншеям, окопам и ходам сообщения.