Потом была победа

Василий не оглянулся. Прерывистый хриплый крик нагонял его, назойливо лез в уши. Василий знал, что по одному слову Федор будет целовать его босые ноги, черные от грязи и запекшейся крови.

«За шкуру дрожишь… Так тебе и надо!» — зло думал Василий и уходил все быстрее и быстрее.

Крик позади внезапно оборвался, словно кричавшему зажали рот. Это было так неожиданно, что Василий остановился. Может, опять какую-нибудь пакость Федька придумал?.. А может, горло сорвал. Отдохнет, небось снова заорет.

Василий присел на камень и подождал минут десять. Крика не было. «Ишь ты, подлюка!.. Замолк», — удивился Василий и тихонько стал спускаться.

Выглянув из-за валуна, он увидел, что Федор лежит на крошечной площадке, уткнув лицо в кучу острых камней. Сломанная нога была неестественно вывернута вбок. Темное пятно крови растеклось возле колена. Мясистый затылок стал дряблым и бледным, словно его присыпали мелом.

«Похоже, что сдох», — подумал Василий и вышел из-за камней.

— Чего притих, Федька? — громко спросил он.

Тот не ответил. Василий наклонился над ним и понял, что Федор без сознания.

— Вот так штука… Рыбья вошь тебя забери! — Василий в нерешительности почесал затылок.

Когда Федор полз, кричал, звал Василия, тот знал, как он должен поступить. А теперь…

— Федька! — Василий тронул лежавшего за плечо. Большое тело подалось под руками, словно кисель. — Допрыгался, паразит… Ногу не перевязал. Кровищи налило, как из борова.

Василий отстегнул у Федора широкий ремень и туго обмотал им сломанную ногу. Тот глухо застонал, на секунду раскрыл невидящие глаза и снова закрыл их. Оторвав лоскут от клочьев своей рубахи, Василий закрепил ремень.

— Вот как надо, — сказал он не то сам себе, не то Федору.

Никогда Василий не думал, что сможет взвалить на себя грузного Федора Заболотнова и нести по скалам. Это было неправдоподобным. И, делая каждый шаг, Василий удивлялся, что он не падает, что спина его держит такую тяжесть. Через каждые десять-пятнадцать шагов он тяжело сваливал Федора на землю и падал сам, слушая, как ошалело колотится сердце, глухо стучит в висках и остро колет в боку. Отдышавшись, ругался и опять нес.

Он потерял счет времени и расстоянию. Перед глазами стоял только серый, изгрызенный сыростью и ветрами гранит, мелкий щебень, клочья жесткой травы, раздиравшие ссадины на ногах.

Василий пугался каждой расселины, каждого уступа. Он злился на себя, хотел сбросить тяжесть со спины и не мог этого сделать…

Поскользнувшись на мокром камне, Василий упал лицом в траву.

Федор застонал и открыл глаза.

— Вася… Васенька… озолочу тебя, спаси, — торопливо зашептали губы, а руки ухватились за лохмотья рубашки Василия.

— Замолчи, паразит! — Василий ударил его по руке. — Ползи теперь сам. Хребтину чуть из-за твоей туши не сломал… Ползи, говорю.

— Сейчас, сейчас, — заторопился Федор и, неловко приподнявшись на локтях, пополз по склону горы.

Василий смотрел ему вслед, и в голове его созревало беспощадное решение.

Когда он догнал Федора, тот повернул лицо и, по-собачьи засматривая снизу, тихо попросил:

— Не бросай, Вася… Все тебе отдам, что попросишь. Не бросай.

— Не брошу, — коротко ответил Василий и увидел, что звериной радостью блеснули глаза Федора.

Словно плеснув воду на огонь, он погасил эту радость:

— Не брошу. Я тебя на свет выволоку и нутро твое людям покажу… Расскажу, как ты меня на заливе топил.

— Не поверят тебе… — сипло выдохнул Федор.

— Поверят. — В голосе Василия слышалось такое убеждение, что Федор снова тонко заскулил.

— Ползи, чего глаза таращишь? — Василий зашагал по камням.

Федор послушно пополз вслед. Оставаться было страшнее, чем ползти вперед.

1962

АНДРОН ИЗ МЕРЗЛОЙ ГУБЫ

Поздней осенью Андрон Горелов приехал в Мерзлую губу, где стояла одинокая бревенчатая избушка, осевшая в каменистую землю.

Полвека прожил он в этой избушке, а теперь надо собрать пожитки, забить окно и уехать в поселок.

Не думал Андрон, что на старости придется ему сниматься с обжитого места. Еще в молодые годы, исполняя строгий наказ постнолицего староверского наставника, Андрон укрылся в Мерзлой губе от мирской суеты и поганых табашников. Срубил под гранитной скалой избу из плавника, сколотил сарай для рыбацких припасов, обзавелся карбасом и зажил здесь, одинокий и нелюдимый.

Но жизнь на поверку оказалась глазастой. Высмотрела она ухоронку Андрона и вытащила его из темного угла. Сначала Андрон от света зажмурился, а потом понемногу осмотрелся по сторонам и сообразил, что зря он просидел полвека в Мерзлой губе, как мышь в щели…

Андрон присел на камень и снял шапку. Студеный морской ветер тихо перебирал седые пряди. Лицо у Андрона крупное, будто вытесанное топором из старого бревна. Словно из колодца глядят из глубоких орбит глаза. Холодные и серые, похожие на низкие осенние облака.

Мохнатые тучи ползут и ползут с моря, цепляясь за верхушки гор. В каменных распадках белеют рваные клочья тумана. На торфяном болоте поникла жухлая, с льдинками у корней осока. Полярные березки роняют на мокрые валуны последние листья, желтые и зазубренные, как копеечные монетки.