Потом была победа

Из-за реки неожиданно донеслись пулеметные очереди. Стрекот был быстрый, захлебывающийся. В квадрате 12—26 бил немецкий пулемет. Красные строчки пуль поплыли в небе. В подмогу хрипло затявкала скорострельная тридцатисемимиллиметровая автоматическая пушка, которую солдаты называли «собака». За лесом, в стороне медсанбата, лопнуло десятка полтора взрывов.

— Нервничают, — сказал Пименов. — Чуют что-то. А вдруг пронюхали?

— Нет, — ответил подполковник и, помолчав, добавил: — Не могли пронюхать.

Войска и техника сосредоточивались только по ночам, тщательно укрывались в лесах. Танки были замаскированы в глубоких эскарпах, укрыты ветками и маскировочными сетями так тщательно, что их нельзя было разглядеть и в десяти шагах.

Саперы, которые должны были наводить переправу, работали километрах в двух от переднего края. Звенья парома, береговые лежни, крепления, рамы и настил доставляли к передку по ночам.

На огонь немцев отвечали только дежурные пулеметы да пара батарей.

Недели полторы взвод саперов нарочито неловко возился на переднем крае, валил деревья, пилил, выбрасывал на бруствер свежую землю, делая вид, что воздвигает блиндажи. На берегу реки протянули дополнительный ряд колючей проволоки, чтобы внушить немцам, что русские укрепляют оборону, создают на берегу УР — укрепленный район и не собираются штурмовать здесь реку.

В то же время километрах в двадцати выше, тоже в излучине, демонстрировались работы по подготовке переправы. По ночам саперы били сваи, приглушая звуки «баб» подстилкой из старых ватников, спускали на воду плоты и волочили с одного места на другое пару дырявых понтонов. Немцы обстреливали место ложной переправы из пулеметов и минометов. Саперы несли потери, но упрямо били в илистое дно реки ненужные сваи…

Боевое охранение усилили, чтобы перекрыть всякую щелку, крошечную трещинку, куда могла просочиться немецкая разведка.

И все-таки, уверенно ответив капитану, Барташов вдруг ощутил опаску. Разве на войне можно быть в чем-то уверенным? Тысяча случайностей всегда подстерегает и солдата и командира.

Вдруг все-таки кто-то просочился в глубь обороны? Высмотрел укрытые танки, понтоны, услышал в ночи глухой шум передвигающихся частей, разглядел подготовленные к огневому удару батареи?

Вдруг глазастый наблюдатель, прильнувший к стеклам стереотрубы, разобрался, что новые проволочные заграждения поставлены наспех, для отвода глаз, не там, где им положено быть, что колья с проволокой едва воткнуты в землю?

Вдруг немецкая «рама», часами кружившая в небе, высмотрела батареи?..

Вдруг на ложной переправе немцы тоже имитировали ложный обстрел? Поставили минометную батарею, пару пулеметов и били для отвода глаз. А здесь, в излучине, разгадав направление главного удара, скрытно перекрыли огнем каждый метр, укрепили траншеи, подбросили войска с других участков, чтобы встретить русских невиданным контрударом, оглушить их, смять и заставить убраться назад за реку, заставить снова зарыться в болото…

Этих «вдруг» могло быть много, и каждое из них означало катастрофу.

Все могло быть, и предугадать это должен был он, подполковник Барташов. Сотни людей, копошащихся сейчас в лесной темени, ждут его команды. Они верят, что подполковник все предусмотрел, все рассчитал и сделал так, что не зацепит солдата осколок, минует его пуля, не накроет речная вода. Конечно, на войне убивают. Но каждый, кто ждет атаки, всегда надеется, что и в этот раз смерть выпадет не ему.

Несколько часов назад подполковник позвонил в штаб дивизии и доложил генералу, что полк вышел на исходный рубеж.

— Штурмовой батальон выдвинут к броску? — спросил Зубец.

— Да, — коротко ответил подполковник. — Сиверцев к штурму готов.

Подполковник говорил правду. Батальон капитана Сиверцева сидел в траншее, в сотне метров у реки, и должен был первым кинуться в воду. Батальон можно назвать и штурмовым, если так хочется генералу. Сиверцеву были приданы и саперы, и взвод противотанковых ружей, и пулеметчики. Кроме названия, батальон ничем не отличался от любого другого батальона, который будет форсировать реку.

Суть состояла только в том, что капитан Сиверцев должен был начать штурм с первым же залпом артиллерийской подготовки, а подполковник собственным приказом отодвинул этот срок на полчаса.

Генерал все-таки уловил замешательство в голосе Барташова и спросил, послал ли он разведгруппу.

— Да, — ответил подполковник. — Группа начнет операцию в четыре тридцать.

В пять должна была начаться артиллерийская подготовка.

— Значит, авантюрничаешь? — донесся издалека голос командира дивизии. — Предупреждал я тебя, Барташов. Худо будет, если разведчики не дойдут.

— Готов нести ответственность за свои действия.

— На черта мне твоя ответственность! — зло крикнул генерал. — Из нее шубу не сошьешь, если сорвется операция… Тут и пяти трибуналов будет мало.

Петр Михайлович потемнел в лице, ощутил, как застучала в висках кровь, но сдержался. Он боялся, что генерал запретит операцию разведгруппы.