Потом была победа

Прорывающаяся колонна немцев подошла к грейдеру в тот момент, когда с него спокойно выползал на асфальт длиннющий обоз полевого хлебозавода. В этом обозе двигалась и подвода с тем злым на короткохвостого медлительного першерона ездовым, у которого Петухов окоротил кнут.

Ездовой помахивал огрызком «погонялки» и мстительно придумывал, как ему расправиться с проклятущим разведчиком, который на глазах у всего обоза учинил ему, Тимофею Королькову, срам и бесчестие. Про этот случай наверняка узнает старшина ездовых, рассердится и навсегда лишит Тимофея своего расположения, которым тот пользовался уже третий год. Старшина уважал Королькова за то, что у него было, как он выражался, «хозяйственное качество». За три года Корольков не утратил ни одного казенного гвоздя, ни щепотки из имущества, отданного под его присмотр. Старшина доверял Королькову самый ценный с его точки зрения груз, уложенный в мешки, в ящики и булькающую железную бочку. В мешках было два десятка новеньких комплектов обмундирования, полдюжины необуванных сапог и отрез сукна, предназначенный на шинель начальнику хозчасти капитану Дубовскому. Летом капитан мог перебиться в старой шинельке, а к осени старшина решил сообразить командиру новенькую шинель, чтобы тот был одет как положено, а не ходил в решете с заштопанными полами. В железной бочке, о существовании которой знали лишь старшина и Корольков, был трофейный, добытый еще зимой спирт.

Кроме того, старшина возил на подводе ящик противотанковых гранат, так как самолично слышал, что в сорок первом году на западном фронте одному ПАХУ пришлось отражать прорвавшиеся немецкие танки.

Корольков не был болтлив и поклажу старшины берег, как лиса хвост.

И вот теперь настырный разведчик вдребезги разбил авторитет, потом и терпением заработанный Тимофеем Корольковым. Разве доверит старшина самый ценный груз ездовому, у которого встречный запросто обрезал кнут. Если кнута уберечь не мог, что с имуществом у него может случиться?

Мысли у Королькова были злющие, и, подвернись ему сейчас под руку Петухов, неизвестно, чем бы кончилась эта встреча.

Думы ездового были оборваны суматошной стрельбой, шумом в хвосте обоза. Облаком взлетела мучная пыль, дико закричали люди и кони. Низко прошлась пулеметная очередь, и послышались разрывы гранат.

На мгновение люди оцепенели, затем кто-то истошно заорал:

— Хва-ши-сты!..

— Танки! Спасайся, ребята!..

Кто выкрикнул это проклятое, лишающее человека разума слово, выяснять некогда. Оно конвульсией покатилось по обозу, сбив его строй.

— Спа-сайся! Спа!..

Осатанелое ржание коней, скрежет колес, треск ломающихся дышл, выстрелы, безумные выкрики, густеющее облако мучной пыли, очереди в упор, без промаха — все это смешало обоз в невероятный клубок. Из него стремительно вырвалась лошадь и помчалась по шоссе, вытягивая в струну худое тело и высоко задрав оскаленную морду с пеной на удилах.

Как Королькову удалось вывернуть подводу и перемахнуть через кювет, он сам не мог сообразить. Опомнился лишь, когда завернул за кусты. Дальше ходу не было. Ели и осинки стояли густо.

«Может, не приметят», — отчаянно подумал Корольков, загоняя массивного першерона в низкие кустарники. Рядом трещали выстрелы. Тимофей присел за бричкой и осторожно выглянул из-за колеса.

Он увидел танк. Железное страшилище с грохотом катилось по шоссе. Выбрасывало из пушки короткие желтые молнии, стрекотало пулеметами. Гусеницы сокрушали повозки, коней, людей. По обочинам бежали немецкие автоматчики и расстреливали тех, кто пытался спастись в лесу.

«Сейчас и меня прищучат», — тоскливо подумал Тимофей Корольков. Он мог бы еще скрыться в густом ельнике. Но Тимофей не мог бросить повозку, не мог кинуть казенное имущество.

Поэтому Корольков выхватил из передка винтовку и пару гранат, лег возле колеса и решил, что честно продаст солдатскую жизнь.

И в это время случилось неожиданное. Очередь срезала верхушки кустов и насмерть перепугала тяжелоногого першерона. Он вскинул задом, ударил подковами в передок и отчаянно рванул из кустов. Повозка встала на одно колесо и круто развернулась.

Через мгновение обалдевший Тимофей сообразил, что подлая фашистская животина увозит к немцам доверенное ему, Королькову, имущество.

Тимофей забыл про все. С винтовкой наперевес и с гранатой в руке перемахнул он кювет и помчался вслед за повозкой.

— Стой! Июда проклятая! Стой! — орал он вдогонку несущемуся першерону. — Хальт… твою мать!.. Держите!

Немецкие автоматчики на мгновение опешили, увидев на обочине шоссе повозку, мчавшуюся навстречу танку, а за ней русского с гранатой в руке.

Затем очередь перебила Королькову ноги. Тимофей упал на шершавый асфальт и, ощутив зажатую в руке гранату, из последних сил кинул ее вдогонку удиравшему битюгу, который, как и чувствовало сердце ездового, предал его в трудный час.

«Лимонка» угодила в повозку в тот момент, когда «тигр» сбил обезумевшую лошадь. От взрыва сдетонировали противотанковые гранаты. Жарко и неожиданно всплеснулось под брюхом танка ревущее пламя, вскинулась гусеница, башню обволокло густым дымом.