Потом была победа

Страх рос с каждым метром, наваливался неодолимо и тяжко, сминал волю, лишал сил. И когда осталось пройти последние десятка три метров, Пименову изменила выдержка. Он пригнулся и на глазах у всех побежал. Он понимал, что со стороны он похож на дворнягу, поджавшую хвост. Он ненавидел себя, но сделать ничего не мог. Мчался с вытаращенными глазами и раскрытым ртом. Пот заливал глаза, не хватало воздуха, и силы в ногах осталось только на то, чтобы убежать с шоссе под укрытие берез, оказаться среди своих и доложить подполковнику об ультиматуме немцев.

Потом Пименов опустился на землю, привалился спиной к стволу березы и удивился, что снова видит бесконечность скованного лазурью неба.

«Обошли с фланга», — с отчаянием подумал Барташов.

— Лейтенанта Нищету ко мне! — крикнул он и поглядел на пригорок, где за веселыми березками расположился медсанбат. Там было тихо, но тишине нельзя было верить. Может быть, немцы уже вышли к медсанбату и только ждут сигнала, чтобы перебить охрану, санитаров, раненых и горстку разведчиков, которых он послал вместе с Ореховым.

Когда подполковник приказал Нищете идти с разведчиками к медсанбату, лейтенант растерянно крутнул головой и сказал, что под его командой осталось всего три человека. Двух — сержанта Харитошкина и Попелышко, он еще в самом начале отправил на прикрытие левого фланга. Пока их разыщешь в ельнике, бой кончится…

Барташов скрипнул зубами и приказал лейтенанту идти с теми, кто есть у него под рукой. Время, назначенное ультиматумом, убегало, как вода из дырявого котелка.

Нищета побежал к медсанбату.

Срок ультиматума истекал. Осталось три минуты. За эти минуты подполковник Барташов должен был решить: спасать медсанбат, пропустив немцев по шоссе, или встретить их огнем, наверняка зная, что автоматчики ударят по медсанбату.

Десяток разведчиков да санитары с винтовками не устоят против эсэсовских головорезов. А если и устоят, то автоматные очереди и пулеметы начнут бить по брезентовым палаткам, прошивать все живое, добивать беспомощных.

Ракет у подполковника не было, но три одиночных выстрела он мог дать.

Где же застряла подмога?

Барташов перехватил настороженный взгляд Пименова и невольно поглядел на часы. Когда минутная стрелка достигла приметной черточки на циферблате, Петр Михайлович до боли стиснул кулаки и громко крикнул:

— Передать по цепи! Подготовиться к отражению атаки противника!

По жиденькой цепочке людей разноголосым эхом откликнулись слова командира полка.

Теперь немцы атаковали по всем правилам. Из-за поворота, гулко и часто стреляя из пушек, выползли три танка. За ними, сбиваясь под прикрытие стальных корпусов, вывалила пехота… Пулеметы усилили огонь по пригорку. Пули срезали ветки, обдирали стволы, ложились прицельнее.

Торопливо захлопали сорокапятки, которые Барташов приказал выкатить на прямую наводку. Они успели подбить один танк и были подавлены огнем.

Танков Барташов не боялся. Он знал, что им не одолеть болотистый ручей, пока не будет восстановлен мост. Огонь танковых пушек причинял потери, но когда атакующие немцы приблизятся к линии обороны, танки вынуждены будут замолчать.

Подполковник Барташов со страхом вслушивался в грохот орудийных разрывов, то и дело оглядываясь в сторону медсанбата. Пока там стрельбы не было.

Ружейная и автоматная стрельба вспыхнула там, где ее никто не ожидал: на левом фланге, вытянутом к лесной полянке в зарослях рогозы́ и осоки. Там в окопчике, возле мшистой ели, залегли сержант Харитошкин с неразлучным «дегтярем» и Юрка Попелышко.

Во время первой атаки немцев разведчики оказались в стороне. За стеной ельника они не видели наступающих немцев, не ощутили страшной отчаянности их броска.

Когда стрельба заглохла, Юрка решил, что немцам дали по носу и они повернули назад. Раз так, заявил он, то торчать под елкой ни к чему, надо сниматься и идти к своим. В крайнем случае придвинуться к цепи второго батальона, которая начиналась в сотне метров от полянки.

Сержант ответил, что слова Юрка говорит глупые, а, по мнению Харитошкина, в голове у него все-таки немного смысла есть. Потому он должен сначала три раза подумать, а потом уж и говорить, если у него свербит так, что он рот покрепче закрыть не может.

— Кто же без приказу отойти может? — добавил Харитошкин и велел Юрке углубить ячейку, которую они оборудовали. — Да диски набей. Вот и при деле будешь. Все лучше, чем без смысла язык трепать.

«Ну и занудина», — зло подумал Юрка, остервенело вгрызаясь в неподатливую, опутанную корнями землю. Надо же случиться, что опять угодил в напарники к Харитошкину, а тот каждый раз немилосердно шпыняет его, как новобранца. То сделай, то не делай, вырой, подай, набей, не стреляй… Наверное, усатый черт, не может забыть, как Юрка ему штаны ракетами спалил. Вот теперь в отместку и заставляет ковыряться лопаткой в этой чертоломине, где один корень на другом лежит.

Юрка с таким ожесточением принялся обрубать корни и выкидывать со дна окопчика тяжелую вязкую землю, что скоро ячейка стала ему по грудь.