Да, барон Аксель немало помог, но и много требовал. Вальтер же оправдывал все его надежды… и теперь слишком много знал. Как вот этот вот мальчик, слуга. Так пусть он будет! Так, на всякий случай. Кроме самого Вальтера никто о нем не знает, не ведает – пусть так и будет, вдруг да пригодится предать прежних своих хозяев. Хозяев… Менять герцога на султана? Нет, не так! Самому стать хозяином своей судьбы! Пруссия – не Германия, тем более не Германия – Священная Римская империя, хоть и называется – «германской нацией». Все это лишь фантомы, призраки. Германии нет – умерла.
О помолвке молодого риттера Эриха фон Ландзее и баронессы Александры было объявлено в лютеранской кирхе, и уже на следующий день будущие супруги отправились… обратно в родовой замок фон дер Гольц! Ну, а куда еще было девать Сашку, где прятать? Разве что оставить здесь, в Кракове, но уже очень скоро король собирался в Ригу, а там слишком близко до Прусского герцогства, до барона Акселя. Отправить послом во Францию – так тамошний монарх не очень-то жаловал протестантов, да и у многих еще оставалась в памяти кровавая Варфоломеевская ночь. К императору Максимилиану – волку в пасть, а уж об Иоанна Грозном и говорить нечего.
– Дай им пятьдесят рейтар, и пусть себе едут в замок, – посоветовала Мария. – Я Александре говорила уже – нечего было и уезжать. Словно сбежала! Недруги ее, чай, уж и победу празднуют. Пусть возвращается! Кого-то накажет, кого-то выгонит, а кого – и на виселицу. Там многих – давно пора. Пятьдесят солдат – сила! А против Батория их шляхтичами заменим, гусарами.
– Рейтары-то из Пруссии, – заметил Магнус, покачав головой. – Лучше уж пусть они с Баторием воюют. А гусар с Александрой пошлем. Капитан их, Красинский, Сашке благоволит, я видел.
– Как бы он…
– Да нет! Сама ж знаешь, у него супруга ревнивая – ужас. Наверняка кого-нибудь из слуг подговорит за паном своим последить.
В путь королевских наперсников проводили с помпою! Пели трубы, гарцевали на своих скакунах усачи гусары в латных кирасах и сверкающих на солнце шлемах. Реяли над отрядом знамена – зелено-желтый стяг Ливонии и польский «ожел бялый».
– Я вас навещу, – улыбаясь, обещалась Маша. – Скоро уже в Оберпалене буду, больно по Володеньке, сыну, соскучилась. Как-то он там, с кормилицами, с няньками?
Не поленясь, Вальтер заглянул на все постоялые дворы и почтовые станции, расположенные невдалеке от Кракова по Варшавскому шляху. Дело облегчало то, что все содержатели подобных местечек, являясь людьми весьма наблюдательными, на память не жаловались и от звонкой монеты отказываться не намеревались. Их ведь не родину просили продать! Подумаешь, кто-то кого-то ищет. Может, благое дело, а если и нет – какая разница?
– Пан в волчьей шапке? Гм-гм… А вашу монетку можно за зуб попробовать? Да, был такой третьего дня. Заезжал по пути из Кракова. Ладони еще такие… мозолистые, а одет как пан.
– Волчий плащ, говорите, ясновельможный пан? Да зимой тут таких много, всех и не упомнить никак! Десять грошей? Кому десять грошей? Ах, мне… А каких, не извольте гневаться, грошей – польских или литовских? Польских? А можно, не десять, а дюжину? Да, был такой шляхтич. Почему шляхтич? Так это, ясновельможный пан, завсегда по манерам видно. Быдло ведь сиволапое что? Вечно в грязи, неаккуратное. Придет – орет, промеж собой гнусными словами ругается, а многие – это я вам как уважаемому человеку скажу – этими самыми словами и не ругается вовсе, а на них разговаривает, потому как быдло оно быдло и есть – иначе не умеет. Так вот, ясновельможный, тот пан, про которого вы спрашиваете, вовсе не из таких! Видно, что есть воспитание, хоть и руки, как у хлопов, в мозолях.
– Да-да, был такой, с мозолями. Будто землекоп, но по обращению – шляхтич. Интересовался охотою, сам приехал из Кракова…
Дошла очередь и до Кракова. Все корчмы обошел Вальтер за три дня, на все постоялые дворы заглянул, во все таверны. Много чего выпил, еще больше потратил на развязывание языков. Некоторые трактирщики «пана с мозолями» видели, и совсем недавно: да, мол, захаживал, но жил не у них – точно!
Один мальчишка-слуга из таверны «У чаши», правда, припомнил еще, как «мозолисты пан», выпив пива, вдруг заговорил про евреев.
– К чему б про евреев? – удивился наемник. – Он их ругал или, наоборот, хвалил?
По-польски, кстати сказать, Вальтер говорил так же хорошо, как и по-русски. И по-литовски, и еще много на каких языках.
– Не то чтобы сильно ругал, пане, – ковыряя в носу, мальчишка задумался. – Но и не хвалил, а говорил как-то с досадою, мол, прижимистые эти краковские евреи.
– Тот вот, с мозолистыми ладонями, пан так и говорил? – уточнил Вальтер.
– Ну да, тот, – служка поморгал и кивнул с такой важностью, будто он был ну уж если не королем, то магнатом Речи Посполитой точно. – Наверное, скупой. А вы, пане, щедрый! Еще принести пива? С колбасками?
– Пива? С колбасками? А давай! – убивец неожиданно рассмеялся. Неожиданно – в первую очередь для самого себя, вообще-то Вальтер не был склонен к излишним эмоциям.