Потом наступит тишина

— Вывести их из боя! Да, отказаться от наступления, выйти из боя…

— Но…

— Вы ведь меня к этому призываете?! Потому-то и скулите об окружении… Победа? Любой ребенок вам скажет, что немцы побиты, что это вопрос дней, может, часов. Так о чем же речь?! — Я впервые услышал, как Векляр кричит на Зоника. — Так, собственно говоря, вы хотите знать о том, почему я бросаю дивизию на юг, почему наступаю? Вы думаете: генеральская прихоть, каприз! Что я не могу выкарабкаться, что из меня прет амбиция, что я поверил, что от меня зависит общая победа?! Ну, Зоник, ведь вы именно так думаете?

Майор не выдержал напора.

— Я так не думаю, товарищ генерал, — сказал он.

— Не хватает смелости признаться, черт побери?! Повторяете как заведенный: «Нас отрезали, мы должны выкарабкаться». Вот что я вам скажу, Зоник: нет ничего проще. Понимаешь? Ничего проще. Но я не приму такого решения. Сейчас каждое наше активное действие сокращает войну. На один день, на один час приближает мир. Присутствие нашей дивизии в Германии — это не демонстрация, что вроде мы, поляки, тоже тут… Не от нас зависит победа, но благодаря нам она может приблизиться! Поэтому-то я и рвусь в Бретвельде и дал приказ наступать.

— Но какой ценой, товарищ генерал? — решился возразить Зоник.

— Избитый довод. Я знаю не хуже вас, что каждый из парней, который погибнет под Бретвельде, завтра был бы на вес золота для страны… Ну так что? А знаете ли вы, Зоник, во что обойдется затяжка войны? Сколько унесет человеческих жизней, и не только их? Не нам высчитывать издержки. — Он сделал паузу. — Это сделают потом историки, — добавил тихо. — А я знаю свое дело…

Молчание продолжалось довольно долго.

— Ну что ж, товарищ генерал, — сказал наконец Зоник, — я понимаю, чего вы хотите, теперь понимаю. Но я вижу то, что мне близко. Историческая правота? Я об этом не думаю. На данный момент совершенно ясно: нас отрезали от своих и из этого мешка надо выбираться; на войне это часто случается. А где взять боеприпасы? Я был в Бретвельде, удержаться там невозможно.

Генерал не ответил, может, он уже и не слушал. Повернулся спиной к Зонику, подошел к карте и склонился над ней, держа в руке потухшую сигарету. Потом позвал начальника штаба.

— Когда удастся связаться с Крыцким, — сказал он, — прикажите ему занять оборону к северу от Бретвельде. Пусть сдаст город».

10

Кутрына бежал по опустевшему Бретвельде. Слева и сзади гудела артиллерийская канонада. Городок, наполненный прозрачным и свежим воздухом, освещенный косыми лучами заходящего солнца, был пуст и мертв. У домов лежали трупы, на тротуарах валялись кучи какого-то хлама, открывшиеся чемоданы, даже книги и бумаги — следы поспешной эвакуации. Ветер разносил по улицам перья и пух. Кутрына знал, что гражданского населения в Бретвельде нет, но ему постоянно казалось, что из-за каждого угла, из каждого окна за ним следят чьи-то глаза.

Свентовец сказал ему: «Вы должны разыскать штаб полка и вернуться обратно». «Слушаюсь, товарищ майор», — ответил он. Но где искать этот штаб?

Кутрына свернул на улицу, ведущую на запад, побежал вдоль уцелевших домов с оспинами от осколков и пуль. Бретвельде наверняка когда-то был красивым городком, утопавшим в зелени садов. Она и сейчас повсюду — яркая, весенняя, — ведь скоро май!

«Май — самый чудесный месяц в году, — любила говорить его мать. — Сходи-ка, Болек, в сад, нарви сирени, пока не отцвела».

Он огляделся вокруг — сирень еще не цвела.

Кутрына миновал особняки, окруженные садами, и наконец остановился в конце извилистой улицы. Справа виднелись холмы, поросшие лесом, прямо — поле, тянущееся на запад широкой полосой яркой, свежей зелени. В поле то и дело рвались снаряды, черные ленты дыма стелились по траве. «На кой черт они обстреливают поле?» — подумал он. Неподалеку заговорил автомат. Кутрына прислушался, стараясь определить, откуда он бьет, и вдруг увидел человека, который, как ему показалось, выскочил со стороны поля. Человек был со знаками различия сержанта. Когда он подошел к Кутрыне, тот увидел залитое потом лицо, открытый, жадно глотающий воздух рот.

— Не знаешь, где найти штаб Крыцкого? — спросил Болек.

Сержант какое-то время не мог ничего ответить, шумно вдыхая воздух.

— Я как раз оттуда бегу, — сказал он наконец. — Видишь вон ту деревню?

В самом деле, за полем маячило несколько покрытых красной черепицей крыш.

— Вижу.

— Она называется Кляйн Бретвельде. Там штаб. Был, по крайней мере, — не могу гарантировать, что ты застанешь его там сейчас, потому что немцы прут как ошалелые.

— Меня послал Свентовец, — сказал Болек.

— А меня — полковник к Свентовцу.

Они поглядели друг на друга.

«Может, не идти? — подумал Кутрына. — Сержант наверняка несет приказ. Нет, я должен идти», — решил он.

— Проклятое поле, — сказал сержант. — Час назад вообще пройти было невозможно. Потом автоматчики немного «причесали» немцев. Попробуешь?

— Попробую, — ответил Кутрына.

«Попробую», — подумал он, хотя мог бы отправиться обратно, потому что Свентовцу доставят то, что ему требовалось. Махнул сержанту рукой и побежал.