Потом наступит тишина

— Тогда в другой раз, — спокойно сказал Векляр и положил трубку.

На следующее утро он выехал в Конколевницу, чтобы принять дивизию, в которой среди других солдат служил и рядовой Михал Маченга.

Присяга

1

Бенда и Венцек, рядовые из взвода Фурана, дезертировали на третий день после ареста Олевича. Они ушли, по всей вероятности, после вечерней поверки, потому что на их койках, застеленных, как обычно, безукоризненно, никто не спал. На подушке Венцека новый командир взвода Сенк нашел блокнот в картонной обложке. Ничего особенного в нем не было, если бы не письмо, написанное на первой странице девушке по имени Ванда, которое начиналось словами: «Живется мне здесь неплохо, пока еще не воюем, а война, даст бог, может, скоро кончится…»

Такое письмо написал Венцек — ведь у каждого есть своя девушка. Сенк тут же побежал с ним к Фурану, будто нашел важный документ. В это время взвод направлялся в умывальную комнату, бойцы как-то недоверчиво и отчужденно поглядывали друг на друга…

Маченга подставил голову под холодную струю, ополоснул грудь и спину — это придало ему бодрости; вытертое насухо тело покраснело и стало упругим. Последние два дня он находился в приподнятом настроении, ничего подобного раньше у него не наблюдалось. Шевеля губами, повторял про себя слова из приказа командира полка: «Выражаю благодарность рядовому Михалу Маченге за то, что он, рискуя жизнью, спас на пожаре ребенка и мужественно, как и подобает солдату Войска Польского, боролся с огнем, спасая народное добро».

Жаль, что Мария не узнает об этом приказе. Но она не забудет Маченгу; может, когда-нибудь они встретятся, хотя вряд ли стоит думать об этом сейчас — неизвестно еще, куда забросит его судьба после войны…

Лес шумел, Маченга глядел на сбросившие с себя золотисто-желтый наряд деревья.

Он думал также о Венцеке и Бенде. Перед вечерней поверкой Венцек угостил его сигаретой, вместе покурили, пока не явился командир. Всегда спокойный Венцек импонировал Маченге, хотя и смотрел на него свысока, как бывалый солдат.

— Ну что ж, дяденька, — сказал Венцек, — смотрю, в герои выбился, куда ни пойдешь, только и слышишь: Маченга, Маченга.

— Какие там герои! Как-то само собой получилось, ведь человек не камень.

— Верно, не камень. — Венцек задумался. Огонек сигареты выхватил из темноты его сосредоточенное лицо. — А тебе не тяжело служить в армии? — спросил он тихо. — Трудно выдержать пожилому человеку такую жизнь. В столовую бегом, в уборную тоже, жаль мне вас, Маченга…

— А я всегда ел на скорую руку, — непроизвольно рассмеялся Михал. — Мама, конечно, готовит вкуснее. Горожанину труднее, — добавил он серьезно, — а мужику не привыкать.

— Вот и поговори с таким! — разозлился Венцек. — Ты мне лучше скажи, хорошо тебе здесь или нет?

— По правде сказать, не знаю. Не так уж чтобы хорошо, но и неплохо. Давай послушаем, как ребята поют под гармошку.

Но Венцек не хотел слушать. Он загасил сигарету и направился к землянке.

— Чужая душа — потемки, — сказал Калета за завтраком, нарушив воцарившееся с самого утра в отделении молчание. — Бывает, что человек сегодня спит рядом с тобой, а завтра влепит тебе пулю в лоб. Ему все равно, друг ты ему или не́друг…

Бойцы, склонившись над котелками, не поднимали глаз.

— Дураки, — сказал Сенк, — куда они денутся? Поймают и расстреляют. А что поймают — это как пить дать.

Приняв после Олевича взвод, Сенк резко изменился, отошел от старых друзей и даже с Кутрыной разговаривал свысока. А того назначили командиром отделения, но в капралы не произвели.

Сейчас он сидел хмурый и неразговорчивый, будто нес прямую ответственность за происшедшее, хотя командиром отделения был всего второй день.

— Поймают? Как бы не так! — передразнил он. — За ночь можно уйти черт знает куда. А ты их еще жалеешь, дураками назвал! Не такие уж они дураки, если не сказать больше…

Эта фраза прозвучала впервые. В столовой висел плакат «Предатели из АК». Сейчас все вспомнили о нем и поглядели в ту сторону. До этого казалось, что плакат говорит о чем-то далеком для них, но теперь он имел прямое отношение к людям, которые совсем недавно находились рядом с ними. Сенк, опустив голову, почти совсем не притронулся к своему котелку с супом. Кутрына не сводил глаз с идущей к деревне дороги. Маченга, не вмешиваясь в разговор, старательно выгребал из котелка остатки густого варева, потом, когда все умолкли, вытер ладонью губы и заявил:

— Вот что я вам скажу — они удрали со страху.

Сенк поглядел на него внимательно, даже как бы удивленно. Кутрына отложил котелок и резко поднялся с лавки.

— Не советую, дружище, болтать глупости! — процедил он сквозь зубы.