Михал поглядел налево, затем — направо, увидел залегшую цепь бойцов, услышал голос Фурана, напряг зрение. Он смотрел теперь только туда, на городок. Увидел столб пыли и дыма, а потом из этого черного облака выполз желтого цвета, как показалось Маченге, танк. Взрыв. За Маченгой вздыбился фонтан земли, другой, третий. Михал весь сжался, от напряжения болят мышцы, губы искусаны в кровь. Бежать… Терять уже нечего… «Раздавит, раздавит», — сверлила назойливая мысль. Второй танк полз прямо на него, он как завороженный глядел на это желтое пятно… Михал понял, что сейчас он встанет и пойдет на танк — по дрожащей земле, во весь рост, прекрасно видный тем, в башне танка. Пусть видят… Он приподнялся на руках — рот широко открыт, на искусанных губах запеклась кровь, — отбросил все мысли в сторону, знал только, что сейчас пойдет на танк…
За танками маячили каски пехоты, на поле уже четко были видны фигурки вражеских солдат. Ожил пулемет, рядом с ним, наготове, — боец с противотанковым ружьем, главное — сохранять спокойствие. Надрывное гудение танковых моторов все приближается, почему же молчат сорокапятки?! Кто-то из бойцов рядом с Кольским, не выдержав напряжения, вскочил, словно подброшенный трамплином. Поручник резко ткнул его рукояткой пистолета в живот, тот со стоном повалился на землю…
Наконец по танкам открыли огонь сорокапятки… Бойцы подняли от земли головы, рокот моторов был слышен по всей линии обороны.
— Спокойно, — сказал Кольский и скомандовал: — Короткими очередями — огонь!
Танк шел прямо на Маченгу. Михал выждал. Видел уже отчетливо, что машина в самом деле желтого цвета, видел, как она катится, спускается вниз по полю, становясь все ближе, ближе… Михал встал, теперь он был виден танкистам почти по пояс. Рукавом вытер слезы — он от напряжения плакал. Будь что будет!..
Связка гранат летит под гусеницы. Взрывная волна отбросила Маченгу назад, танк замер. Михал явственно увидел желтый язычок пламени, а затем из танка выпрыгнули три черные фигуры и бросились на землю. Маченга вырвал чеку из гранаты, не раздумывая бросил ее и спокойно ждал, пока рассеется дым. Убедившись, что немцы лежат неподвижно, он пополз к ним. Поле опять спокойно, оно серого цвета, в глубине полыхают пожары, слева строчат пулеметы, горит подбитый им танк… Маченга дополз до «своих» немцев; один из них лежал ничком, уткнувшись лицом в песок, другой, казалось, смотрел в небо, третий был еще жив… Михал приближался осторожно, все его внимание было сосредоточено на немце, наблюдавшем за ним. Танкист получил ранение в живот — это было видно сразу, комбинезон висел лохмотьями, — но он еще мог шевелить рукой, пробовал дотянуться ею до лежащего рядом автомата. Пальцы уже почти коснулись приклада, но немец опоздал… Маченга, наклонившись, ударил его штыком. Острие легко вошло в тело, из уст танкиста вырвался тихий стон…
Рядом с Маченгой полз хорунжий Лекш, на глазах которого все произошло. Текст для полкового боевого листка уже готов: «Рядовой Маченга подбил танк и ликвидировал трех гитлеровских танкистов». В этот момент Лекш почувствовал легкий удар в левое плечо, словно кто-то бросил в него горсть гороха.
Вскоре майор Свентовец доложит: «Контратака противника отбита, прошу поддержки».
— Ну вот и все, — сказал врач. — Вам повезло — если бы пуля угодила сантиметром выше, пришлось бы отправлять вас в госпиталь.
Лекш улыбнулся. Кольскому, когда тот отсылал его на перевязочный пункт, он заявил: «Скоро вернусь». «Не строй из себя героя, — пробурчал ротный, — уложат тебя на койку как миленького».
— Завтра сменим повязку, — продолжал врач. — Все же оставлю вас до завтра, еще раз посмотрю.
— Мне необходимо вернуться! — воскликнул Лекш.
— Без вас им не одолеть врага, так ведь? А вам все не терпится свернуть себе шею…
Лекш не ответил.
— Что-то не вышло у вас под Бёслицем, — пробормотал себе под нос врач, разрезая марлю. — Наплодили нам пациентов, словно Берлин брали. Ну ладно, ладно, не кипятитесь, это я так. Сам бы предпочел быть с вами, чем копаться в ваших ранах.
У врача были тщательно ухоженная бородка и пунцовые губы. Он широко улыбнулся, открыв белые зубы.
— Ну отправляйтесь, до свидания… и лучше сюда больше не попадайте.
Когда Лекш выходил из госпиталя, к нему подбежала Ева Крачиньская.
— Подождите немного, пожалуйста, товарищ хорунжий, я сейчас приду, хочу переговорить с вами.