Потомки Нэнуни

«Палатка, 2 декабря, мороз — 24, ветер западный, умеренный. Утром Эс обнаружил в старом тополе медведя. Облаял. Я заглянул в трещину — торчит черная шерсть. Стрелил через дерево, он завозился, закапала кровь. Стрелил еще раз — затих. Тополь спилил. Медведь средний, муравьятник пудов на восемь. Эс наспециализировался на берлогах, сам осматривает все подозрительные тополя…»

Эс — любимый пес Кузьмича. Подобранный случайно в какой-то корейской харчевне, захудалый бездомный щенок стал выдающейся промысловой собакой. С ним, в общем очень посредственный охотник и стрелок, Иван Кузьмич добивался удивительных успехов. Однажды за зиму взял в берлогах семь медведей, и среди них огромного бурого «гризли». Медведь не мог найти подходящую берлогу и зимовал под домоподобным корнем многовекового, поваленного бурей кедра. В его пещере обнаружили несколько черепов взрослых кабанов. Кузьмич разрядил в чудовище две обоймы, и только Эс спас его от страшных объятий. Однажды защитил от тигра.

Но неутомимый, талантливый и храбрый Эс трагически погиб от клыков свирепого секача-кабана. Иван Кузьмич осиротел. Первый раз в жизни таежник, как ребенок, плакал около скончавшейся от ран собаки. Ни один пес не сумел заменить ему Эса, и удачи на охоте, естественно, закончились.

И вот, идя очередной раз за почтой и встретив в глубоком снегу невдалеке от поселка след «изголодавшегося тигра», он не пошел назад в тайгу, а остановился в одной из крайних фанз деревушки Нонсадон, в своей «чуинчиби», то есть у постоянного хозяина, на своей «базе».

Ежедневно преследуя зверя, Реснянский не добыл ничего и уже много дней сидел на вегетарианском столе корейского крестьянина: чумизной каше, картошке и жгучем от красного перца салате-«кимчи». Большой любитель поесть вволю мяса, он чувствовал себя скверно, но, увы, был из категории тех охотников, которые с потерей своры становятся совсем беспомощными. Порою им бывает трудно добыть мяса даже для еды.

Арсений застал старика измученным и изголодавшимся. Кузьмич очень обрадовался встрече и вечером подробно поведал историю неутомимого, но безрезультатного преследования, жаловался на постный стол. Потом до полуночи с увлечением читал свежие газеты.

На следующее утро они добрались к оставленному Иваном Кузьмичом следу. Брат пошел впереди, старик сзади. Снег лежал по колено, трудно разобраться в деталях, хотя тропа, оставленная хищником, показалась Арсению подозрительной с первого взгляда. Пройдя сотню-другую шагов, он остановился.

— Кузьмич, ты говоришь, его видел?

— Хы-ы, ну видел, а что?

— Каким он тебе показался? Ты же видел тигров раньше. Какого он цвета?

— Вечером я его нагнал как-то, темно уже. Вроде черный…

Брат вздохнул:

— А неужели за это время он ни разу на мелкий снег не выходил, чтобы ясно след разобрать?

— И чего ты, Юрьич, к следу привязался, чем он тебе не нравится?

— А тем, что ты две недели не тигра гоняешь, а медведя, — старый таежник!

— Ну ты это брось… Я же и шерсть его на следу поднимал: выдирал он на сучках, когда через колоду перелазил…

— А какая была шерсть, какого цвета?

— Ну, черная… Так это он с черных полос выдирал…

— А что, с рыжих она не выдирается?

— О, ястри… Да нет, тигра это, Юрьич, ты брось!

Брат безнадежно махнул рукой и пошел дальше. Он искал более неопровержимых доказательств. Ага, так и есть. След свернул в сторону, подошел к упавшему длинному стволу дерева, поднялся на него. Обычный маневр медведя! Кроме того, на неглубоком снегу, сохранившиеся на гладкой валежине, отпечатки были как на картинке: ступни навыворот, продолговатые, пальцы с большими когтями… Тигр на следу когтей не оставляет.

— Ну что? Все еще будешь доказывать, что тигр?

— Хы-ы, ястри…

Это была любимая присказка старика. Он потрогал острую, клинышком, с проседью бородку, поскреб затылок… Повернул к брату красное обветренное лицо:

— Только ты, Юрьич, не того… Дома об этом никому не рассказывай. Ладно? Засмеют! Как это я обмишурился?..

Странные бывают вещи. Затмение? Нет, скорее отсутствие школы: вообразил себе след тигра и более недели ходил по нему, не в силах отказаться от ошибочного заключения. Теперь он очень переживал свой промах…

— Ладно, Кузьмич, медведь так медведь. Шатун. Верно, кто-то спугнул с берлоги, а ты не дал ему лечь заново. Потому ничего и не ест. Зато, наверное, желчь большая: стоит за ним походить. Ты сильно не горюй…