Потомок древних королей

— И мне жарко. Ты, как костерок, греешь. Я так рад, что ты позвала. Не важно — почему. Я уже и не надеялся, мечтал только. Ты разрешишь мне приходить за тобой? Погуляем завтра? Моя бабушка умеет угадывать погоду. Завтра дождя не будет. Я хочу днем насмотреться на тебя. Не верю до сих пор… — бормотал он мне в висок, — не отпустил бы до утра.

— Приходи завтра. Мне нужно отнести в поселок снадобье. Когда у тебя будет свободное время?

— После обеда. Я приду. Ты будешь ждать?

— Буду…

Он еще раз поцеловал меня, крепко и властно, как будто уже имел на это право или решил что для себя. Подтолкнул к двери.

— Войди, зажги свечу и закройся. Я подожду.

Так я и сделала. Задвинула дверной засов, зажгла свечу и подошла с ней к окну. Он стукнул в окошко, помахал рукой. Мокрый, взъерошенный, счастливый… Улыбался, отворачиваясь и уходя в темноту. Накрылся накидкой опять.

Я села на кровать. Не хотелось ни есть, ни пить. Впервые за все время после моих потерь было хорошо и спокойно. Я вспоминала весь вечер, каждое слово, запах, руки в жестких трудовых мозолях. Я попробую быть счастливой с ним, это будет не трудно. Мы как будто знакомы всю жизнь. На душе было легко и мирно. И сама не заметила, как уснула.

Глава 7

На следующий день мы с ним несли в поселок лекарство, останавливаясь и целуясь почти под каждым деревом. Смеялись, шутили, говорили о том, чем он занимается — а чем занимаются в поселке, почти селе? Домашняя работа, работа в кузне, летом — пчелы, заготовка сена. Кроме того, их семья разводила рабочих лошадей. И сейчас владела довольно большим табуном. Справная семья, с достатком. Я слушала и понимала, что если бы не осень, то раньше посиделок мне бы Хадара не увидеть — просто у него не было свободной минуты от работы.

На обратном пути я решила зайти к Голове, сказать, что пока остаюсь жить здесь и хочу просить его разрешения встречаться с Хадаром. Мы занесли снадобье и повернули в улочку к дому Головы, взявшись за руки. Парень что-то рассказывал мне, улыбаясь, смотрел на меня и не увидел, как из калитки одного из домов вышла девушка. Я не знала ее. А может, знала в детстве да забыла. Она остановилась, увидев нас, как будто ее толкнули в грудь. И простонала горестно и громко: — Хада-ар…

Хадар резко обернулся, смотрел на нее с досадой: — Званка…

— Ты что ее за руку держишь? Ты что — бросаешь меня? Ты же со мно-ой! Ты же отца просил! Ты целовал, обещал! Ты, зараза, а ну — отпусти его! Что вцепилась? Что вы все в ней нашли такого? Задрипанка нищая, подстилка для стражи! Отойди от него, гадина, жених он мой, мы сосватаны уже — все знают! — визжала она уже не своим голосом. Начали выходить люди из ближних домов, выглядывать в окна. Я заледенела, замерла посреди дороги. Хадар потянул меня дальше. Я не могла сделать и шага.

— Пошли отсюда. Я все объясню тебе, все не так, как она говорит. Даринка, нужно уйти, она же не уймется. Пошли же.

Он сдвинул меня с места, мы сделали несколько шагов и тут на меня налетел ураган… Она вцепилась в платок, рванула его с моей головы, норовя добраться до волос, продолжая орать, как резаная.

Хадар застонал, схватил ее, оттаскивая. Она обхватила его шею, тянулась целовать, целовала, куда достала. Он тащил ее обратно в дом, из которого она вышла. Затолкал внутрь, вошел следом…

Я отмерла. Обвела потерянным взглядом любопытствующих, развернулась и побежала в какой-то переулок. Домой добиралась лесом, не выходя на тропу. Пустила светляков вперед. Никого по пути не встретила, добралась до дома и закрылась на засов. Сидела красная от стыда, без платка, потерянная и злая. Вот это да-а. Вот это мне везет на парней, так уж везет. Как проклятая, может это семейное у нас? И одиночество — плата за дар?

Потом злость отпустила, хлынули слезы. Лежала на кровати, плакала, слушала, как Хадар просит, умоляет открыть, выслушать его, что собирался рассказать все сам, что нужна только я. Закрыла уши. Не могу, не готова, не хочу… Не отошла от того стыда еще. Хороший парень, бабушка, только не у меня. И зачем так со мной? А потому, что сама позвала — услужливо подсказала память. А так бы и не увидела никогда. Позвала, провести просила сама. Кто же так делает? Ой, дура-дура. Когда же я поумнею? Как жить тут буду после такого позора?

Встала, кинула на пол суму, побросала в нее вещи — пару платьев, бельишко, легкий платок, чулки, ботинки. Достала из-за печки деньги, что были у нашей семьи, скрутила в платок, повязала его на талию под платье. Захватила пару вареных картошин. Времени не было совсем. Написала записку, просила пристроить куда-нибудь корову и курей. Приколола ее потом снаружи к двери ножом. Хорошо хоть корова доена, мелькнуло в голове. В карманы запихала содержимое шкатулки с амулетами, оберегами и прочим ведовским добром. Потом поняла, что в шкатулке будет удобнее нести, в суму запихав. Подхватила и шкатулку.