Потомок седьмой тысячи

Сообщения из уездов — больше для того, чтобы все знать, что делается в губернии (Цыбакин не хотел вечно оставаться в должности незаменимого помощника жандармского ротмистра Кулябко).

Вот сведения с Югской Пустыни. При этом монастыре есть гостиница, которая никогда не пустует: в праздники — богомольцы, в будние дни — все прохожие, больше отходники, идущие из Мологи и Рыбинска в Петербург на заработки или возвращающиеся из него. Жить в гостинице полагается не более трех дней, живут неделями и месяцами. Никакого догляда со стороны монастырских служителей! И этим пользуются разные подозрительные лица.

Якобы на богомолье пришли гимназисты из Мологи и ученики Рыбинского технического училища, заняли несколько номеров по соседству. Вечером после всенощной, собравшись вместе, наладили петь неприличные для святого места песни — «Вставай, подымайся, рабочий народ». И ничего с ними не могли поделать, потому что в этот день случилось в монастыре такое… — тут уж было не до гимназистов с их песнями.

А случилось вот что. Один из иеромонахов, Авель, напился допьяна, другой иеромонах, Евстафий, стал его поддразнивать и, между прочим, сказал, что будто бы их монастырский духовник Памва — мордвин и поэтому не имеет права занимать столь высокий сан и что назначение Памвы устроил казначей Хрисанф. В результате таких поддразниваний Авель пошел к Хрисанфу и стал его лаять нехорошими словами. Тот, обиженный, нажаловался на Авеля настоятелю. Последний явился, схватил Авеля за ворот и сшиб с ног (хорош удар у настоятеля!). Опомнившись, Авель вынул из кармана косарик, которым колют сахар, и им ударил по голове обидчика, рассек кожу. Тут уж за своего настоятеля вступились подбежавшие послушники — укоротили изрядно Авелю бороду и заставили удирать. Кляня братьев, Авель отправился в соседнюю деревню к крестьянке Наталье Романовой, которая считалась его любовницей. А так как в тот день был храмовый праздник, деревенские мужики были выпивши, — показалось им обидным, что длинногривый монах ходит к их однодеревенке. Собрались они у Натальиного дома и потребовали монаха на расправу. Еле Наталья откупилась от них, выдав на угощенье девять рублей. Что касается Авеля, то он все время переговоров сидел в подполье, зарывшись в солому.

Отложив листок, Цыбакин покачал головой, сказал язвительно:

— Бесятся, жеребцы застоялые, а в их святой обители сходки устраивают!

Василий Митрофанов, живущий на заработках в Петербурге, жалуется: приехал к себе на родину в Пошехонский уезд, и на беседе сорвали с него значки.

«Состою я действительным членом общества активной борьбы с революцией и анархией, значок 10401, членом „Союза русского народа“, значок 184, являюсь выборным членом в Петербургском Александро-Невском обществе трезвости, значок 8 — все эти значки указом Его императорского величества имею право носить на груди…

Пришел я в дом к Фомичеву в деревню Жуково, и набросился на меня Андрей Степанов, как разбойник, ударил и сорвал значки, у которых оказались короны изогнутыми.

Неужели мы на то состоим членами за веру, царя и отечество, чтобы нас били?»

Потер Цыбакин плешь на своей большой голове, причмокнул.

— Сочувствую тебе, Василий Митрофанов. И то, приехать накоротке на свою родину и так пострадать! А ты тоже — выставил весь иконостас! Нынче не шестой и седьмой годы, в нынешнее время разумнее дело делать, а громко о себе не заявлять.

А вот еще документ, и опять из Пошехонья. Вечером в квартиру одиноко живущей в собственном доме гимназистки восьмого класса Людмилы Ронской, в ее отсутствие, со взломом запоров проник в состоянии опьянения не имеющий определенных занятий сын священника Сергей Петров Алферов, из местных «освободителей». Испуганная Ронская, увидев сломанные запоры, позвала полицейских служителей. Когда вошли в дом, обнаружили сидящим за столом и поедающим булки и сласти Ронской того самого Алферова, которого и задержали, поместили в арестантскую при полицейском управлении.

Утром следующего дня Ронская явилась в канцелярию полицейского надзирателя и просила Алферова к ответственности не привлекать, так как он, по ее уверению, близкий знакомый и имеет право войти в квартиру, когда ему заблагорассудится.

Ну, освободили Сергея Алферова, а о Ронской разузнали — тоже состоит в партии «освободителей». Настаивал пошехонский исправник перед начальницей гимназии об увольнении Ронской из сего учреждения, но та с его доводами не согласилась.

— Напрасно, госпожа начальница, — упрекнул Цыбакин. — Не политические мотивы — отсутствие нравственности можно было поставить в вину.

Потянулся, зевнул. Как увлекательную книгу проглатываешь, читая эти материалы. Но время, время! Взглянул на часы и уже поспешно стал перелистывать документы, останавливая внимание только на самых любопытных.

Привлекло сообщение из Ростова.