Потомок седьмой тысячи

— Э, не дури. — Пришлось встать от печки, накинуть на дверь крючок. Женщина стала ругаться, Попузнева это мало смущало: он уже давно заметил, что в слободке за много лет все привыкли к нему и не боятся. Сердиться, что ли, на них за это? Подумывал перевестись в другой участок, но так и не решился: «В другом-то, может, заставят бегать, как мальчишку. Уж лучше терпеть ругань и быть в покое».

Хозяйка, увидев, что городового ничем не проймешь, на время затихла, принялась за шитье. Попузнев, разомлевший в тепле, изо всех сил старался не задремать. Теперь он даже жалел, что она не кричит на него — в тишине недолго и уснуть.

— Слышь-ка, — вдруг окликнула она его, — воды бы надо принести. Согреем самовар и попьем. Наверно, и тебе не повредит стаканчик чаю.

— Поди, — после некоторого раздумья сказал городовой. — Но только живо, лясы не точи с бабами-то.

Хозяйка взяла ведра, коромысло и вышла. Она знала, что Артем мог быть только в каморках у Родиона Журавлева, и хотела кого-нибудь послать, чтобы ему передали о приходе полицейских. На улице уже темнело, людей поблизости не было. Уже повернула к соседке, намереваясь попросить ее, но вовремя вспомнила, что та с утра ушла в деревню к родственникам и вернется только на следующий день. Не зная, что делать, она шла по тропке к реке. В это время ей повстречался незнакомый мужик. Его и пришлось просить.

Еще раз поблагодарив мужика, Артем выпроводил его из каморки. Надо было посоветоваться с товарищами. Не было сомнения, что арестовать его хотят за причастность к городской фабрично-заводской группе. Недаром после того, как Спиридонов с Никоновым прошли в полицейский участок, Фавстов сразу же помчался к Грязнову.

Скрыться, не имея паспорта на другое имя, — едва ли долго продержишься, полиция все равно найдет. Остается объявиться Фавстову и покориться тому, от чего не уйдешь. Артем подумал, что его возбужденное состояние, которое началось с той минуты, как он увидел в толпе рабочих Спиридонова, — было уже неосознанным решением объявиться полиции. И оттого он немного нервничает, не сдерживается в разговоре.

Родион и Маркел переглянулись с недоумением, когда он сказал им, что произошло. Семка опустил голову, чувствуя себя виноватым, хотя вины его никакой не было: если бы они даже и не «пугали» Спиридонова, все равно он нашел бы возможность сообщить полицейским об Артеме.

— Вот что, друг милый, — сухо сказал Родион. — В тюрьме еще насидишься. Они, неуемные-то вроде тебя, все время рядом с нею ходят. Лучше обдумаем, что можно сделать.

Сообща после недолгого разговора решил, что Артему надо на время уехать в деревню, где учительствует Ольга Николаевна. Приедет под видом жениха, и это ни для кого не будет необычным. За это время они постараются достать Артему паспорт. Связь с ним будет поддерживать Варвара Флегонтовна.

Артем согласился. Сразу же зашел к Варе, оставил ей свой будущий адрес. Ночным московским поездом он выехал в Ростов.

Глава пятая

1

Уездный город Ростов в базарные дни собирал крестьян со всей округи. Еще затемно по всем дорогам — от Сулости, Поречья, Петровска, со стороны Борисоглебских слобод — тянулись воза с сеном, дровами, картофелем, овощами, рыбой. По осени гнали скот, везли битую и живую птицу. Ржущим, мычащим, спорящим табором становилась базарная площадь неподалеку от вокзала. Горожанин мог купить здесь все, что производилось в крестьянском хозяйстве, приезжие мужики выбирали в лавках купцов те товары, которые необходимы сельскому жителю. Торговый шум на площади длился до полудня. К этому времени все сделки купли-продажи заканчивались, воза с кладью опять разъезжались, но уже по городским улицам к домам покупателей в пригородные слободы. Замусоренная базарная площадь пустела до следующего торгового дня.

Где-то после полудня порожние крестьянские подводы начинали скапливаться у коновязей возле чайных, трактиров, гостиничных домов. Мужики, довольные продажей своего товара, городскими покупками и гостинцами родным, заходили в заведения выпить стопку водки, закусить перед обратной дорогой…

Благословенные мирные дни! Кто не вспоминал их в холодную и голодную зиму третьего года войны!

Теперь редкие крестьянские воза покупатели осаждали еще не подступах к городу. Предлагали за продукты бешеные по сравнению с довоенным временем деньги, озлобленно грызлись меж собой, задабривали мужиков, умоляли. Ошеломленные их натиском мужики упрямились, рвались к базару; крестьянским умом понимали: если на полдороге дают неслыханные цены, каковы же они тогда на самом базаре? Так за каждым возом и шли толпы горожан, распределяясь по пути в очередь.