Потому что это колдовство

Любил, несмотря на то, что она не желала ухаживать за ребёнком, не прибиралась в доме, не готовила обеды и ужины. Я был рад тем крохам любви, которые доставались, когда у жены было хорошее настроение.

Попытки как-то изменить вектор отношений или порядок в доме были напрасными. Линда начинала рыдать и сыпать обвинения.

Через несколько минут психической атаки я был изнурён настолько, что готов был не просто согласиться с её условиями, но ещё и приплатить.

Как только я пытался с ней поговорить, призвать к хрупкому семейному согласию, Линду начинало трясти. Она немедленно впадала в прострацию, закатывала глаза, начинала кричать.

Далее шли приступы обвинений, которые следовали один за другим. Моя вина росла по спирали в геометрической прогрессии, доходя до степени смертельных грехов, искупить которые можно только кровью.

Я был виноват одновременно в том, что приносил мало денег и в том, что вечно пропадал на работе. Мне инкриминировались тотальные измены со ссылками на опредёлённые личности, большую часть которых я даже не знал.

Линда перечисляла десятки фигурантов, которые обеспечивали жён всем необходимым, находясь рядом с ними круглосуточно, при этом удовлетворяли их материальные, духовные и физиологические потребности в немыслимых объёмах.

Мало того, что эти обвинения были обидными, они являлись поводом для отлучения от секса, которого не было в принципе.

Спросишь, как я не сходил с ума?

Не знаю. Выдержал.

Был ли я хладнокровен? Увы, нет. Мои нервы закручивались в морские узлы, развязать которые невозможно даже теперь, когда этой женщины нет в живых.

Линда систематически устраивала концерты по заявкам, которые подавал вовсе не я.

Чего только я не предпринимал: встречную истерику, выяснение отношений, призыв к примирению и разбор полётов. Ничего не работало.

Иногда я не выдерживал давления изнутри и снаружи, выдавал Линде оплеуху или пощёчину, после чего рвал на ней одежду и трахал, как последнюю суку. Нет, я её не насиловал. В такие минуты она безоговорочно подчинялась и просила ещё.

Каждый раз, когда нервы окончательно сдавали, отношения налаживались на месяц или около того, после чего весь спектр кошмарных отношений повторялся.

Иногда казалось, что Линда намеренно провоцирует меня на физическое воздействие. Для меня этот метод был неприемлем, а она испытывала явное удовольствие.

Когда случались периоды тихих размеренных отношений, она предпочитала секс, когда женщина находится сверху. При этом ей нужно было непременно сжимать соски так, что даже у меня каменели яички, чувствуя боль.

После оргазма Линда долго билась в беззвучной истерике, требовала снова и снова сдавливать груди, после чего принималась рыдать.

Я никак не мог понять, когда ей хорошо и когда плохо. Даже после бурного секса она могла орать по часу и больше, пока я не догадывался сжать её в объятиях так, что невозможно было вздохнуть.

Обездвиженная, она затихала, запросто могла заснуть, даже улыбалась во сне.

После каждой истерики жена чувствовала себя малым ребёнком: любила, когда её купают в горячей воде, моют с шампунем, проникают пальцами в потайные пределы, массируют. Если после ванны был страстный секс, она плакала от счастья, благодарила и клялась в вечной любви.

В такие минуты Линда могла пообещать что угодно, причём верила в свои клятвы, которые забывала, не успев проснуться.

На третьем году семейной жизни, когда наша дочка уже ходила и разговаривала, после очередной истерики Линда повторно забеременела.

Я об этом не знал. Жена тайно от меня сходила на аборт, после чего больше года предъявляла претензии, что сделала это под моим давлением. Представьте себе, что я чувствовал.

Линда была крайне эмоциональна. Я терпел.

Немного позже я начал изучать причины её неадекватных состояний. В пособии по этой страшной и странной теме было написано, что женщины устраивают истерики по трём причинам: стресс, сексуальная неудовлетворённость и предменструальный синдром.

Мужчина, впадающий в истерическую прострацию, имеет на это конкретную причину, разрешить которую, по его мнению, не может. Женщине, одной причины мало. Она выстраивает логическую цепочку, отследить которую невозможно в принципе.

Даже если ты ни в чём не виноват, более того, имеешь стопроцентное алиби, доказать это, пока женщина не успокоится, невозможно. Более того, если попытаешься чего-либо доказать, только усугубишь проблему.

Женщине не требуется доказательств и обоснований вины. Она несчастна, проблема исключительно в этом. Хочешь усугубить своё положение, начни доказывать и спорить.

Любая женщина – актриса от рождения. Ей нужна публика. Остановить представление  может только равнодушие зрителя. Попробуй не принимать участие в её спектакле и всё закончится. Но есть ли мужчины, готовые и способные выдержать женские слёзы?

Почувствовав твою реакцию, не важно, какой направленности, она будет изображать из себя Офелию, девушку, несчастную в любви. И не вздумай пытаться её успокоить, пожалеешь: сцена должна быть сыграна до конца.