Потому что я – отец

– Ты думаешь, эта мобилизация твоих последних резервов тебя как-то спасёт? Я могу тебя убить здесь же. Тебя найдут не сразу, только когда трупная вонь до главной улицы долетит. Ты же на хер никому не нужен.

– А ты попробуй, мальчик.

– Это не так сложно. Но отец никогда бы не простил, если из-за тебя, мудака, я бы за решётку загремел… Ты надломил отца.

– Послушай. Нотации мне не нужны. Жить осталось несколько месяцев. Меня ничем не напугать. Делай то, ради чего пришёл, и вали уже. Разговаривать долго я не собираюсь. Голова болит.

Земля ушла из-под ног. Пульсация в висках. Кулаки сами сжимаются. Ударил по столу. Схватил бутылку и бросил в телевизор. Промахнулся, она разбилась о стену. Он хмыкнул. Я встал, схватил его за воротник заношенной рубашки и достаточно сильно ударил коленом в выпирающий живот. Он сложился вдвое. Вернул его в исходное положение. Бесстрашная, раскрасневшаяся морда раздражала. Превратить бы её в кровавую кашу…

– Мой отец бы не одобрил поездку к тебе. Слишком гордый, чтобы опускаться до грязи. Но я никогда не боялся испачкаться.

Несколько коротких ударов кулаками в живот. Он не сопротивлялся. Оттолкнул его немного от себя, чтобы хорошо размахнуться, и правый кулак полетел в горбатый нос. Я постарался, чтобы этот удар произвёл должное впечатление. Старик отлетел в угол комнаты, приземлился на бутылки. Покряхтел, вытер кровь. Достаточно, пора прощаться. Плюнул на пол. Ещё раз посмотрел в полные равнодушия глаза и вышел на свежий воздух. Можно возвращаться домой. Прости, отец. Это я сделал не для тебя. Ты бы злился годами за это. Это месть за изнасилованную сочинскую мечту мальчика об улыбающемся отце. Я и подумать не мог, кидая монетку, что ты можешь стать ещё более замкнутым, чем раньше.

* * *

Отец, как ты там? Тебя уже нет со мной какое-то время, а я всё чаще обращаюсь к тебе так, мысленно, в надежде, что получу от тебя хоть какой-то ответ.

А правда, что ты хотел и ждал меня? Так всегда говорила мама. Она постоянно подчёркивала, что ты любишь меня. Ты сам так не говорил, в любви ко мне ты признавался мамиными словами.

Половое воспитание никогда не было твоей сильной стороной и ограничивалось ворчливым наставлением: «Только не надо детей по малолетке делать!» В шестнадцать-восемнадцать лет я ведь твои слова воспринимал буквально – это совет отца, который хочет как лучше. Совет выглядел логичным. Ты повторял: сначала надо встать на ноги, окрепнуть.

И только потом, после тридцати, я стал думать об этом совете под другим углом. Ты ведь мало смеялся в моём присутствии. Легко списать на войну – ты вернулся другим. Но я же помню, как ты заливался в компании сослуживцев. В моменты, когда я тебя хочу оправдать, думаю, что это тот самый смех, который всегда сопровождает руководителей, ты не мог не смеяться шуткам начальства, всё ещё надеясь на столь важное для тебя повышение. Когда нет никакого настроения находить объяснение каждому твоему шагу, понимаю, что только с ними ты действительно веселился. Пап, это ведь сложный выбор для меня – что устраивает больше: подхалим-отец или нелюбящий отец?

И этот совет «не надо детей по малолетке делать» – не крик ли это твоей души, обращённый в прошлое, в котором ты рано стал отцом? Вспомни сам, как ты отреагировал на беременность мамы. Она сказала, ты обнял её и долго не отпускал. Что означали эти объятия? Радость? Знак того, что ты её не оставишь, или удобный манёвр, чтобы не смотреть в глаза? Второй и третий варианты могут быть верны одновременно, ведь так?

Ответ ты унёс с собой. Ты бы не обидел мать даже в самом зверском припадке бешенства, который мог у тебя случиться.

Это всё твоё трепетное отношение к долгу. Ты бы нас никогда не бросил. Никогда. Ты сильнее человеческих слабостей и поскуливания убегающего сопляка, который боится в грязных пелёнках потерять свою молодость.

Даже если ты меня и не ждал, ничто не могло помешать тебе быть достойным отцом. Скрипя зубами, ты бы продолжал терпеть. Когда зубы сжаты, может получиться только гримаса, а не улыбка. Спасибо за всё то, на что хватило у тебя сил. У меня настоящий отец, за которым я и мама были как за каменной стеной. Как ты и обещал.

Конец первой части

* * *

Потерянный полустанок. Сын, с наслаждением вдыхая воздух, в котором распознаётся только мазутная вонь, вдумчиво бормочет, как же вкусно пахнет наша страна. В такие минуты понимаешь, что сам что-то растерял на дистанции жизни. Странными словами и эмоциями семилетний парень возвращает ощущение единения со всем миром, который каждым шелестом травинки кричит о твоей индивидуальности, важности твоих взглядов и поступков для Вселенной.