Потому что я тебя люблю

Николь, задыхаясь от рыданий, рассказывает, как Марк, спасший ее от нападения, остался у нее ночевать. Несмотря на ранение, он пожелал уйти на рассвете вместе с лабрадором, который следовал за ним по пятам. Беспомощная Николь стояла и смотрела, как он уходил от нее в холод и неизвестность, дрожа от ужаса при мысли, что во второй раз теряет любимого человека. Долго она стояла неподвижно посреди тротуара, пока не увидела лабрадора, который подбежал к ней с лаем. Она бросилась за ним.

Марк ушел недалеко. Он лежал на снегу, со сложенными крестом руками, без сознания, и не реагировал на жалобное повизгивание собаки.

— Если мы ничего не сделаем, он умрет, — заключила Николь.

— Оставайся с ним, — настойчиво просит Коннор. — Я пришлю «Скорую» как можно быстрее.

Рождественская ночь подходит к концу.

Невзирая на холод, Коннор выходит на крыльцо клиники, чтобы подождать возвращения «Скорой». Позади него Финансовый центр, его башни из стекла и гранита возвышаются над городом. Дует холодный утренний бриз, и, стараясь согреться, Коннор делает несколько шагов по бульвару, окаймляющему реку.

Он только что прожил необычную ночь. В эту ночь судьбы трех истерзанных человеческих существ сошлись на нем.

Элисон

Эви

Марк

Все трое — на краю пропасти, но еще живые.

Этим утром на него лег давящий груз ответственности.

Способен ли он помочь им?

А если способен, то как?

Задумавшись, Коннор зажигает сигарету и смотрит на сторожевые корабли, патрулирующие порт.

Задул сильный ветер и погнал облака к западу.

День будет прекрасным.

Коннор поднимает голову. Благодаря просвету в облаках он замечает высоко летящий самолет, оставляющий за собой длинный белый шлейф.

И у него возникает идея.

30 Открой глаза

Living is easy with eyes closed… [114]

Джон Леннон

Страх будет всегда. Человек может разрушить в себе все: любовь, веру, ненависть и даже сомнение. Но до тех пор, пока он дорожит жизнью, он не в состоянии уничтожить страх.

Жозеф Конрад

Сегодня

В самолете

18 часов 30 минут

Самолет продолжал снижаться к облакам, отбрасывая огромную тень на хлопковые плантации перисто-слоистых скоплений.

Марк занял свое место около Лейлы и Эви, которая, казалось, дремала в своем углу.

— Ты пристегнула ремень?

Маленькая девочка кивнула головой.

— Скоро прибываем, — объявил он, потрепав ее по щечке.

— Ты рада, что снова будешь дома?

Лейла нежно посмотрела на него и отвернулась к иллюминатору.

Плотные длинные полосчатые облака окутывали самолет, как влажный темный саван. Подобно насекомому, попавшему в ловушку, аэробус бился в небесной паутине.

Наконец Лейла прервала молчание странной фразой:

— Ты знаешь, я видела тебя, когда ты был в темноте?

— В темноте?

— В туннеле, — уточнила она, глядя на отца с грустью. — Туннель в метро…

Туннель, темнота, метро…

Марк далеко не сразу понял, что она говорит о том периоде, когда он жил в канализации и подземке Манхэттена. Два года ада в беспощадном мире бездомных. Два года в чреве города он бродил по внутренностям метро и туннелям железнодорожных путей. Два года он был живым мертвецом, своим среди маргиналов и наркоманов. Целых два года заливал он свое отчаяние алкоголем…

Внезапно его охватила паника: как Лейла могла быть в курсе всего этого? Кто рассказал ей о том, что он спустился в ад? Николь? Ее похититель?

— Мне было очень грустно, когда ты шел по туннелю, — опять начала девочка. — Не возвращайся туда больше, папа!

— Но… — забормотал Марк, — откуда ты знаешь, что…

— Потому что я тебя видела, — повторила Лейла.

— Ты меня видела, но где была ты?

— Наверху… — сказала она, указывая пальцем на потолок.

Растерянный, Марк поднял голову в поисках этого «наверху», которое он не мог видеть.

— Не нужно тебе больше пить, — умоляет его Лейла. — И не нужно больше уходить. Останься жить с мамой.

Потрясенный Марк пытается оправдаться:

— Я ушел, потому что у меня не было больше сил. Я… я так боялся за тебя. Я не знал, зачем мне нужна моя жизнь… без тебя.

За несколько секунд Марк снова растерял всю свою уверенность и теперь словно плыл в тумане. Он посмотрел на Лейлу. Она свернулась в своем кресле и казалась такой маленькой. Марк прекрасно понимал, что самое главное ускользало от него: что-то очевидное, находящееся у него прямо перед глазами с самого начала путешествия.

— Объясни мне, пожалуйста, одну вещь, дорогая, — говорит он, наклоняясь к Лейле.

— Да?

— Почему ты не хочешь разговаривать с мамой?

Маленькая девочка, казалось, раздумывает. Потом, наверное почувствовав, что время пришло, тихо признается:

— Потому что она уже знает.

— Она уже знает — что?

— Что я умерла, — отвечает Лейла.

* * *